Разговор растянулся на добрые пару часов и когда изрядно нагрузившиеся знаниями и коньяком Беляев с Шаховым отбыли, Федотов поинтересовался раскладом сил в комиссии. В положительном заключении он не сомневался, ибо аппаратуре РР противопоставить было нечего, но даже самое распрекрасное заключение могло содержать всего одну строку: «Аппарат обладает превосходными свойствами, но его внедрение не целесообразно по причине стоимости изделий». С этого момента придется вспомнить о миллионном кредите. Банкротства конечно не будет, но с монополией придется распрощаться навсегда.
— Моя позиция секретом не является, — степенно начал Николай Оттович, — Беляев высказался в том же ключе и по моему разумению командир Кронштадтского порта его поддержит. Сложнее с техническим комитетом, мнение которого на этом этапе главенствует. Позиции Шахова и Крылова нам понятны, но Рогов…, — было очевидно, что только нежелание задеть честь мундира, сдерживало Эссена от яркого словца, — напрасно вы его зацепили.
— На слабых ездят, а у Роговых всегда два мнения свое и неправильное.
— Хорошо подмечено, но вы все же чересчур рисковали.
— Рисковал и победил, с другой стороны риск был просчитан, — упрямился Федотов, но поймав любопытный взгляд, уточнил, — к тому моменту Рогов уже дважды срывался и оба раза подставлял хозяина, особенно с фотографиями.
— «Подставлял», «в разы», — Эссен с явным неодобрением повторил словечки переселенцев, — это то же из чилийского жаргона?
«Жаргона, скажешь тоже, это считай уже говор, можно сказать почти литературная норма. Был великий русский, стал великим матерным, для тупых, значит».
— В общем да, оттуда, — все валить на Чили сегодня отчего-то расхотелось.
— А Крылов?
— А при чем здесь Крылов?
— При знакомстве вы были в большом замешательстве и ваш Мишенин высказал сущую несуразицу.
Когда человека длительно преследует какая-нибудь опасность, пусть даже гипотетическая, он рано или поздно ее увидит там, где ее нет, или она только обозначится. Увидит, вздрогнет, но, чертыхнувшись, тут же забудет, и лишь вечером, покопавшись в себе, поймет, какое слово или жест он истолковал не верно. Такое чаще всего случается после длительного эмоционального напряжения, какое было на этой презентации.
На какое-то мгновенье в вопросе каперанга Федотов услышал… сложно выразить, что именно он услышал. Но, так или иначе, это было связано с ожиданием «разоблачения», тем самым, которым последнее время доставал переселенцев математик. Всего миг, менее секунды, но пролетевшая в сознании паника не могла не отразиться на лице. Наивно было ожидать, что такую реакцию его искушенное собеседники не заметит. От этого за себя стало стыдно, а против Мишенина и виновника «разоблачения» поднялась волна недовольства.
«Господин капитан первого ранга, выше превосходительство, мать вашу за ногу, вы-то куда полезли? — приходя в равновесие, Борис укоризненно мотнул головой, — На хрена вам эти игры в юных СМЕШевцев. А ведь, как подловил, зараза. Мог же спросить, отчего мы так дружно отреагировали на Колчака, но сообразил, змей, что об исследователе севера мы могли читать, и момент выбрал — рядом только Тверитинов. Мудро, блин, — откинувшись на спинку стула, Борис теперь испытывал почти физическое наслаждение от такого Эссена. — А вот малину я тебе сейчас обломаю».
— Смысла отправлять на каторгу нашего математика не вижу. У него не голова, а энциклопедия, чего там только нет и все в беспорядке, — деланно зевнув, Борис с ехидством вперился взглядом в Тверитинова.
— Мы, собственно, не имели ввиду ничего дурного, — от неловкости генерал-майор невольно заерзал.
«Ага! Значит, все-таки „МЫ“, потому и момент выбран, когда рядом только вы двое. Ясности вам захотелось, а на что, блин, вам ясность. Что вы с ней будете делать? Нет, я понимаю, окажись рядом Мишенин, сбледнул бы с лица по полной. А если и так, что с того? Что дальше? Выкатили бы претензии к кроватям в публичном дома с престарелыми шлюхами? М-да, хрена вам лысого, а не откровений, уважаемые. Вопрос конечно был спонтанный вопрос, но впредь интересоваться поостережетесь и это правильно, зато наблюдательны станете… ужос, как страшно». Это пишется.