— Помню мальчишкой — на окнах грузовиков висела такая-же бахрома.
— А у нас радист на БДК повесил висюльки и тут же схлопотал трое суток наряда.
— Живучи традиции, Димон, а ты с Савенкова видел?
От такого перехода Зверев едва не поперхнулся.
— Ну, ты даешь, Старый, черта с два его достанешь, шифруется. Встречался с местной мелкотой.
— И как они?
— Нервные.
— А если точнее?
— Степаныч, да там одна мелюзга с горящим взором. Блин, свободная любовь, девкам под юбки лезут.
Раскрывать подробности морпех отчего-то не спешил.
— Колись, так прямо и лезут, — не поверил приятелю Борис.
— Какой-там, — уныло подтвердил сомнения товарища морпех. — Кроме болтовни ни-ни. Дети, правда, с большими аппаратами. Достал меня один, я ему: «Вот тебе револьвер…».
К эсэрам попасть оказалось не просто. На свою беду за Зверева поручился, известный своими левыми взглядами репортер. По договоренности морпех должен был взять у подпольщиков интервью, естественно, исключительно для себя, без попытки прямой публикации. До встречи был оговорен ритуал, и круг задаваемых вопросов. Особенно подчеркивалось — репортер не должен был интересоваться подлинными именами революционеров. На конспиративной квартире за круглым столом сидели четверо молодых людей лет восемнадцати-двадцати и три их сверстницы. К рабочему сословия публика явно не относилась, может быть, поэтому в глаза бросалась торжественная приподнятость — мальчиков и девочек журналяки вниманием пока не баловали.
— Александр, — представился самый рослый. — Товарищ Игорь немного задержится, просил начинать без него.
— Степаныч, представляешь, это же детский сад. Они постоянно путали клички и имена. В конце концов, даже я окончательно запутался. Но Шурик меня достал, террорист гребаный. Я ему: «Хорошо, теракт, так теракт. Дело благородное. Вот тебе разряженный револьвер, а теперь стреляй мне в грудь». Блин, по глазам же вижу — без девок, он бы тут же сдриснул, но девки есть девки, а одна, ух, как хороша. Представляешь, Старый, всего лет восемнадцати, но я же чувствую потенциал…
— Димон, давай о бабах позже.
— Позже, так позже, хотя, телка, я тебе скажу…
Слушая товарища, Борис представил, как Димон заставил придурка «выстрелить» в центр своей грудины, как тут же в красках расписал последствия:
Летящие в лицо стрелку брызги крови. В такт сокращений умирающего сердца фонтанчики из раны и хрипы заваливающегося тела. Чуть позже отвратительно-частое подрагивание конечностей, будто ни в чем уже не виновное тело хочет уползти от этого ужаса, вновь ожить, дарить миру радость. В этот момент палачу отчаянно хочет того же, но ничего уже не изменить.
— Ты этого хотел, козел!? — на этот раз Зверев по-настоящему рявкнул.
Рявкнул, он, в общем-то, напрасно. Его уже никто не слышал. Саша впал в прострацию, с первыми брызгами несуществующей крови. Девушки визжали, а пришедший с Димоном корреспондент блевал прямо на ковер.
— Вот теперь действительно все, — констатировал изрядно ошалевший Федотов.
— Угу, потом послал всех в эротическое путешествие и свалил.
— Сильно ты их.
— Не то слово, зато целее будут, — ответил зло, будто с кем-то спорил, — но девицу жалко. Теперь же не знаю, а надо было их лечить?
— Надо, надо, пилюли имени Зверева действуют безотказно.
— Да ну тебя, — обиженно махнул рукой виновник происшествия.
Не сговариваясь, оба погрузились каждый в свое. Зверев вспоминал поезду в Питер, Федотов, отгоняя воспоминания о Нинель, ломал голову, как начать разговор с морпехом.
К жизни во времена перемен переселенцам было не привыкать. Этой радости они нахлебались дома, но и равнодушными российские события наших героев не оставили. Как и в своем времени, Ильич все ближе сходился с российскими либералами. Зверев пребывал в «творческом» поиске. В своем времени политика его не интересовала, но воспитание, возраст и местные реалии делали свое дело. Сунув свой нос к черносотенцам, он вынес вердикт: «Пивные говнюки. На ряженых с крестами я насмотрелся дома». Последнее время Зверев стал контачить с эсэрами и большевиками. Там он находил людей деятельных с мощной энергетикой, в точности, как Ильич находил общее с либеральными болтунами.
Свои интересы морпех не афишировал и сегодняшняя байка с посещением «юных эсэеров», была лишь вершиной айсберга. С другой стороны, что можно утаить от людей, делящих с тобой кров? То-то и оно, что только мелкие подробности.