— А что же тогда? Повешение?! — шепотом произнес Мишенин, втягивая голову в плечи.
— Владимир Ильич! Ты пойми! Это тебе говорю я, диплом-мированный психолог двадцать первого века! — наклонившись над Мишениным, с напором выговаривал Дима. — Миром всегда пра-авят и закон, и понятия. Так было, есть и будет. Все остальное интеллигентские рефлексии и самообман! По закону нас тут нет. Значит и поезда нет. А в поезде была граната… Был инц-дент. Получается парадокс. Так… о чем я сейчас говорил?
— О том, как оп-поздал поезд с гранатой, — подсказал Федотов, заглядывая к Звереву под кресло. — Дим, ты не знаешь, где мои папиросы? Была почти полная пачка.
— Старый, посмотри у себя в нагрудном кармане. Ильич, там живут по понятиям!
— Где там? — забыв о папиросах, заинтересовался Федотов.
— Там, — подтвердил Дима, уперевшись указательным пальцем в потолок.
Все заинтересованно подняли головы, пытаясь разглядеть это самое «там».
— В этом мире это царь, энд кэмпани, а царь немец. Так во-от, в этой системе ценностей твоя виновность или невиновность с позиции закона не ра-ассматривается! Не рас-смат-ри-ва-ет-ся, — палец Зверева опять превратился в метроном.
— Дмтр… Дмитрий Палыч! Ну что вы меня все пу-утаете?
— Не рас-смат-ри-ва-ва-ет-ся! — указательный палец психолога по-прежнему гипнотизировал Мишенина.
— Я же ва-а-ас ко-онкретно спросил! — попытался возмутиться Ильич. — Поч-чему нет поезда? Куда он под-девался? А вы пе-ереносите все из нашего времени! Так не-ельзя, Дима! Тут все по-другому.
— Ага, нельзя, как же, как же, нельзя. Нельзя спать с теткой на потолке. Тетка свалится. И то не факт. — Дима вновь посмотрел на потолок, будто оттуда действительно могла свалиться тетка. — А может, и не свалится, — самому себе ответил Зверев. — Проверить надо. Слушай, Вова, а давай еще нальем.
— Точ-чно, отлич-чный здесь коньяк, — заплетающимся языком выговорил Доцент.
— Степа-аныч, Дима, я предлагаю выпить за не-е-известное будущее!
— Име-енно, — столь же растягивая слова, поддержал Доцента Дима, — но будущее делаем мы сами. Господа, за свободу пьем стоя, за на-ашу свободу!
Уже проваливаясь в сон, Борис подумал: «Крепко же мы сегодня набрались, а главного так и не решили. Завтра надо будет продолжить. Кстати, а что за идея со спортклубом?».
Глава 5
Вместо серьезного разговора пьянка с горя
Ближайшая церквушка была небольшой, но голосистой. Когда ее колокола позвали к утренней службе, Дима откинул лоскутное одеяло. Ни вчерашнее возлияние, ни поздний отбой не смогли поломать привычку вставать рано. Остальной «народ» еще спал. Свидетельством этого был богатырский храп Старого и тонкое посапывание Мишенина. Воздух светелки был пропитан перегаром. От такого безобразия лампадка перед иконой Спасителя погасла.
Поплескавшись в сенях ледяной водой, Зверев докрасна растерся полотенцем. Жизнь сразу предстала в ином свете. Скорее сего по этому, он вдруг понял, что пить больше не будет, по крайней мере, сегодня.
С этой мыслью Зверев совершил богоугодное действие, плеснув в лампадку конопляного масла и запалив фитиль. Прежде чем «вживаться» в новый мир, он растопил печь и открыл крохотную форточку.
Улица встретила только-только встающим солнцем и утренним морозцем, тем, какой бывает только в погожие мартовские дни. От распирающей изнутри радости захотелось скакать козлом и хохотать.
Призрачный дым курился над трубами деревянных домов, разливая вокруг удивительный аромат. Дима вдыхал и вдыхал этот пахнущий детством запах. Как же здесь все по-другому!
Напротив, через дорогу красовался двухэтажный деревянный особняк. Шесть окон по фасаду были щедро украшены резными наличниками. Заснеженный конек венчал раскрашенный петушок. На высоком нарядном крылечке выделялись украшенные резьбой колонны. Мастер сделал их в виде жар-птиц, тянущих жадные клювы к вечно зеленым яблокам. Как и все в этом наивном времени, он не знал, что станет с его творением через каких-то полсотни лет.
В особнячке скрипнула дверь. Хлопочущий у крыльца дворник снял шапку, пропуская хозяина с женой и дочерью. Коротко кивнув на Звереву, барин неспешно спустился с крыльца. Задрал бороду в сторону колокольни, размашисто перекрестился.
По сравнению с дородной супругой был он невысок и строен. В каждом его движении сквозила уверенность. Супруга, несмотря на почтенные габариты, оказалась шустрой. Отодвинув благоверного могучим плечом, она ловко скатилась с лестницы, протянув руку дочери. Девушка, опираясь на эту руку, грациозно спустилась с порожка. Проходя мимо остолбеневшего Зверева, она как бы невзначай бросила на него взгляд из-под черных ресниц.