— Дядьки, — продолжил Федотов, — я полагаю, что заниматься подобной глупостью мы больше не будем. Нет нам в том резона. У нас своих проблем выше крыши. Дима, ты у нас младший? Вот тебе и первое слово. Что скажешь по поводу переезда за рубеж?
— Эт точно, младший. Чуть что, так Дима, — ворчал Зверев. — Впрочем, сами напросились. Борис Степанович, а у нас есть точное представление о том, что мы будем делать за бугром?
Борис ожидал шуточного ответа или какой-нибудь «нудятины». Ильич, ожидал чего-то особенного.
— Борис Степанович, вы же сами понимаете, что мы сейчас никуда не поедем. Я поясню. Во-первых, иностранными языками владеет один Доцент. Во-вторых, мы здешний-то менталитет толком не понимаем, а там вообще придется тушить свет. И, самое главное, мы не знаем, что будем делать сразу по переезду.
Еще в «турпоходе» переселенцы решили, что там, в «теплых краях», они сосредоточат усилия на промышленности. Только этим путем они могли обеспечить себе по-настоящему уверенный доход. К такому выводу их подтолкнул анализ имеющихся знаний и умений. Свои надежды друзья в основном строили на знаниях Федотова в электротехнике. Впрочем, и Дима с Доцентом имели представления, чем им заняться за границей. Однако всерьез вникнуть в проблемы переселения до сих пор не сложилось.
— Старый, — продолжил Зверев, — только не прикидывайся, что ты этого не понимаешь. Так что, уважаемые старички, у нас есть единственный путь: в здешнюю жизнь мы начинаем въезжать на нашей исторической родине. Потом спокойно рвем когти, куда нам захочется.
В тишине был слышен треск догорающих поленьев. Тонко посвистывал едва кипящий самовар.
— Дим, самое интересное, примерно такую же мысль высказал Ильич.
— Это когда вы с ним до храма бегали?
— Ну да. Я как раз глядел на купола, а Вова тут и высказал, мол, не рановато ли уезжаем?
— Интересно девки пляшут, — оживился Дима. — Коллеги, а ведь это симптом коллективной ностальгии. Что б мне всю жизнь якорь затачивать. Степанович, а когда ты глядел на купола, тоска не забирала?
— Да было дело. Но ты же сам знаешь, что скоро начнется в России и чем закончится, — опустил голову Федотов.
— А может, что-нибудь сделаем? — с просительными интонациями подал голос Мишенин.
— Ильич! — рыкнул Федотов. — Мы обсуждаем, как нам приумножить свои деньги. Всё! Фантазии на фиг.
— Да жалко же.
— Жалко, Вова, у пчелки, а у нас голова на плечах. Закончили!
— А сколько мы здесь задержимся? — смирившись, уточнил Ильич.
— Да черт его знает. Может, года на два, а может, пару лет дотянем. К концу лета как-то разберемся.
— А почему вы оба все время говорите об Америке, может, нам лучше перебраться в Европу? К примеру, в той же Швейцарии никаких потрясений не будет.
— А в самом деле, почему? — глядя на Дмитрия, переадресовал вопрос Борис.
— Швеция, Швейцария. Ильич, да ну их, этих одомашненных. Не по мне они. Жить надо там, где жизнь бурлит. Ты, Вова, пойми, — словно маленькому втолковывал Психолог, — со Штатами ясность полная. Войн нет, мировой лидер и все такое прочее. Честно сказать, я бы и в России остался, но второй раз жить в нефтяной провинции мира — не хочу.
— Димка, а ты собираешься дожить до двухтысячного? — улыбнулся Борис.
— А запросто! Кто сказал, что мы теперь не долгожители?
— С такими пьянками цирроз печени гарантирован через два года, — морщась, вставил Ильич. — Кстати, почему вы все время говорите, что России придет конец?
Услышав знакомые интонации, Дима коротко взглянул на Федотова.
— Ильич, ну ты опять, как маленький! — нудным голосом заговорил Зверев. — Да никуда Россия не денется. Посуди сам. Монголия же не исчезает, и Россия не исчезнет. Сократится до Московии с Ямалом, и все дела. Ты скажи, Ильич, ну зачем мне жить в северной Монголии? Да ну ее на хрен.
— Дмитрий Павлович, а зачем России быть сверхдержавой, кому это надо? — не слушая, привычно затараторил Ильич. — Поверьте, я действительно не понимаю, чем хуже быть Финляндией с нефтью. Почему нам не стать мирной страной, никому не угрожать, никого не пугать…
Вова вдруг замер. Недоуменно оглянулся, будто впервые увидел, где он находится. Нависшая тишина была совсем не та, что наступила минутой раньше. Федотов с Димой понимали, что они сами спровоцировали Ильича. Им бы разыгрывать этот спектакль дальше, но бред, выкинутый подсознанием Доцента, основательно вывел их из равновесия. Борису вдруг отчаянно захотелось залепить оплеуху этому перезревшему общечеловеку. Реакция Психолога была иной. Его тоже шокировала нелепость услышанного, но одновременно Дима увидел «своего» пациента. Звереву стало любопытно, а возможно ли изменить мировоззрение этого странного типа.