Отсюда получалось, что при задержке устойчивого спроса всего лишь на один год можно было потерять все: и деньги, и новшество. В этом заключалось коварство внедрения совершенно нового изделия.
Гораздо надежнее было бы наладить выпуск изделий, уже пользующихся спросом. Но при таком подходе весь выигрыш заключался бы в снижении стоимости производства или в повышении его качества. Отдача при таком подходе была существенно меньше.
Выбор пути оказался сродни работе минера.
Слушая Федотова, Зверев не понимал, отчего всего неделю назад, в подмосковном лесу, он не видел грандиозности предстоящих проблем. Там все казалось простым и естественным. Сейчас же, осознав, как много предстояло сделать и как легко все можно потерять, он почувствовал себя крайне неуютно. В сознании возникла мысль: а зачем ему так уродоваться? На смену этой пришла и другая:
— Степаныч, а потом все это национализируют?
До сих пор эту тему друзья не поднимали. Казалось, что она их как бы не касается. Однако слово прозвучало, и с ним зазвучала проблема! Ильич замер, представив, как его личные деньги исчезают, растворяются, как дым.
— Мужики, а кто сказал, что мы потеряем наши деньги? — задал вопрос Борис, обдумывая, как уйти от пустого и несвоевременного разговора. — Вы мне скажите, кто нам помешает вовремя продать предприятие?
— Борис Степанович, но мы же можем много потерять! — вступил в разговор Ильич, мучимый мыслью об уплывающих миллионах.
— Ага, щаз! Вот что, дядьки, стоп! На эту тему ввожу цензуру до тринадцатого года. Аминь. А если кто не согласен, так я не виноват. Насильно никого тянуть не буду, — закончил Борис, давая понять реальную расстановку сил. — Вы лучше думайте, как нам сейчас заработать.
— Борис Степанович, я согласился с тобой, что в банке нам много не дадут, но почему нам не обратиться к прогрессивному российскому магнату? Ведь если с неоновой рекламой произойдет задержка, то он вполне подождет еще годик-другой и не даст погибнуть перспективному начинанию.
— Ага, не даст, но без штанов точно оставит. Ильич, ты бы меньше читал цыпок с урнами.
Федотов с большим скепсисом относился к «великим творениям» известных российских популяризаторов экономических теорий господ Ципко и Урнова.
— Старый, а что это за перцы? — тут же навострил уши Зверев.
Последнее время Дмитрий Павлович стал интересоваться историей своего времени. Вот и сейчас Дима сообразил, что речь зашла о героях его мира.
— Это, Дим, не перцы, это идейные вдохновители нашего общечеловека, это… — замялся Борис, — Димыч, давай попозже. Заканчивать пора.
В этот вечер переселенцы решили, что для начала они приобретут надежные документы и поищут ту техническую изюминку, за которую стоит браться.
Мишенину друзья торжественно вменили в обязанность дать им несколько уроков английского и немецкого языков. Еще Мишенину поручили наводить мосты с местной наукой.
Ближе к ночи мороз ощутимо усилился. Снег, местами раскисший за день, вновь заледенел и поскрипывал под ногами двух прогуливающихся.
— Все никак не могу привыкнуть к отсутствию фонарей, — произнес Борис. — В нашем времени даже в деревеньках с одной старухой висит фонарь.
— А мне здесь нравится, — задумчиво ответил Дмитрий.
Глядя на начинающую стареть луну и вдыхая напоенный дымком воздух, Борис поймал себя на мысли, что он уже не воспринимает этот мир чужим.
— Старый, а Доцент завтра в универ собирается, — прервал идиллию Зверев.
— Ты это к чему? — Борис пытливо поглядел на Психолога.
— Да понимаешь, я все о Вове думаю.
— Дмитрий Павлович, тебе вредно по-еврейски думать, это только мне простительно.
— Степаныч, ты вроде говорил, что один твой дед был поляк.
— А во мне, кроме татаро-монгольского ига с пшеками, еще и евреи с чешскими хохлами намешаны. Так что давай прямее, genosse Зверев. Сам ведь говорил, что Вова укрощается, что же вдруг-то?
— Прямее, так прямее. Смотри, сейчас мы убедили нашего рогатого римского папу не лезть, куда не надо, но ты же помнишь «притчу» о монашенке со свечкой?
— Помню, помню.
— Старый, а я вспоминаю двух наших институтских преподов. Тульский все трындел о демократах-неудачниках, а Дубинин бубнил о рабской психологии совков. Ругались они конкретно. Черт, ты знаешь, я только сейчас осознал: наш Доцент это же вылитый Дубинин, и это не лечится, — Зверев выглядел обескуражено.
— Если честно, я иногда думаю, не сбагрить ли нашего друга в дурдом, — буднично ответил Федотов.