— Дьявол меня забери, Борис Степанович, я порою с трудом вас понимаю, вы хотите поручить мне работу?
— Ну да, совершенно верно, работу.
— Борис Степанович, — но из голых фактов, из этих ваших сухих отчетов много не выжать. Нужны живые воспоминания, надо будет дотошно выспрашивать и уточнять.
— А то мы этого не понимаем, Владимир Алексеевич, еще как понимаем, но партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть»! — дурашливо перехватил разговор Зверев.
От репортера не укрылось, как вздрогнул Мишенин, как слегка поморщился Федотов. Гиляровский почувствовал — этого наглеца надо ставить на место.
— Милостивые государи, а вы представляете, сколько стоит писательский труд? — спросил тот Гиляровский, что знал себе цену.
— Так и я о том же, Владимир Алексеевич. Что нам говорить за деньги, может, нам выгоднее говорить о процентах с продаж? Небольшая текущая оплата и процент. Посудите сами, мы не писатели и конъюнктуры писательского рынка не знаем, а вы нам за рыбу деньги. Нет, так дела не делаются, — развязно резюмировал Димон.
— Господа, вы что же, предполагаете, что на ваших записках можно заработать?
В вопросе прозвучала явная насмешка.
— Заработать, не заработать, но если бы у моей бабушки были усы, она была бы дедушкой. Мы же от вас пока ничего не услышали, или я не прав?
По всему было видно, что Димон начинал наглеть. Реакция со стороны Гиляровского последовала незамедлительно.
— Дмитрий Павлович, что это за ерничество! Откуда у вас эти чудовищные прибаутки? — впервые рявкнул журналист и клювом пьяницы грозно нацелился на Зверева.
— Откуда, откуда, — тут же стушевался Димон. — Степаныч говорит, что все в этом мире от виртуальной реальности. Вот послушайте, я вам лучше анекдотец расскажу:
— Жалуется один мастеровой другому: «Мне кажется, моя жена изменяет мне с плотником». — «И как ты догадался?» — спрашивает второй. — «Да как лягу в постель, а там гвозди, молотки разные лежат». — «Да, трудно тебе, а мне кажется, что моя жена изменяет мне с трактористом, извините, с машинистом», — слегка замялся Дима. — «А ты как догадался?» — «Я прихожу, а в постели машинист лежит». Это я к тому вспомнил, Владимир Алексеевич, что мы отдаем себе отчет- на записках не заработать. Зато у нас есть десяток сюжетов детективов. Думаю, очень неплохих сюжетов и прилично проработанных. Но вот реалий сегодняшней России мы не знаем. Я-то вообще Россию толком и не помню, маленьким меня увезли. Вы же и Москву знаете, и вхожи во всякие двери. Так что без Вас, уважаемый Владимир Алексеевич, нам будет очень трудно.
— Борис Степанович, у вас есть что выпить? — охрипшим голосом спросил Владимир Алексеевич.
«Ну, силен Димыч! — хохотал про себя Федотов. — Заставил-таки этого пройдоху просить».
На этот раз Федотов не ошибся. Гиляровский действительно был поражен, ошеломляющим предложением, которое могло существенно изменить его жизнь.
Глава 8
Посещение завода Гужона
Так сложилось, что после знакомства с Гиляровским время понеслось вскачь. Сам по себе Владимир Алексеевич не был виновником перемены в жизни переселенцев. Все было гораздо прозаичнее — решив проблему финансовой независимости, наши герои взялись за следующие. Правильнее было бы сказать — вляпались в новые «по самое не хочу».
Между тем некоторое влияние на жизнь друзей репортер все же оказал. Через него Зверев познакомился с борцовскими клубами, коих оказалось неожиданно много. Все говорило о приличной конкуренции на этом рынке. Клубы жили своей специфической жизнью, в которой удаль сочеталась с коммерческим расчетом, а честь — с откровенным предательством. Одним словом, все было как у людей.
Взяв Зверева под свою опеку, Гиляровский с размахом знакомил его со «своей» Москвой и «своими» москвичами. Как прилежный ученик Димон очень скоро пропитался психологическим настроем того времени, оброс множеством полезных и бесполезных знакомств.
Естественно, во всех этих перипетиях Зверев знакомился и с местными дамами. Итогом явилось удручающее друзей обстоятельство: несколько раз Дмитрий Павлович не ночевал дома. Позже всплыло отягощающее обстоятельство: всякий раз он ночевал у новой женщины. А с другой стороны, куда ему было деваться, коль так сильно хотелось спать. Попутно Зверев искал возможность получения надежных документов.
Ильич тоже не скучал. Он натаскивал Зверева и Федотова в разговорном инглише и дойче, но более всего Ильича захватило писательское ремесло. Каждый вечер он впадал в муки творчества. При этом он осваивал сразу два предмета: владение перьевой ручкой и «местной» грамматикой. Было забавно наблюдать, как взрослый дядька, обмакнув перо в чернильницу, выводит каждую буковку, по-детски старательно, высунув кончик языка. По всему было видно, что Мишенин ловит кайф.