Через неделю после «раскрытия тайны о книге» все тонкости договора с репортером были улажены.
Этому предшествовали споры на «литературные „темы“». Осознав, что писать должны нанятые шаромыжники, Гиляровский обвинил ушлых «иностранцев» в литературной халтуре. Он долго кричал, что выведет мошенников на чистую воду, что не могут простые смертные так писать романы. Тем более столь безграмотные. В ответ на эти претензии Мишенин сделал неожиданное признание. Он по-мишенински неподражаемо заявил, что, по «южноамериканской традиции», они съели трех маститых романистов, оттого и научились писать. На такое признание ответить репортеру было нечего. Он только безнадежно покрутил у виска пальцем. То же самое, только мысленно, сделали Борис с Дмитрием.
Когда договор был почти улажен, репортер удивил переселенцев. Кивнув на Дмитрия Павловича, он произнес: «Борис Степанович, да скажи ты своему пострелу обратиться ко мне за паспортами. Он же вокруг меня крутится, как голодный лис вокруг курятника».
В итоге оказалось, что никаких сложных операций с умершей «родней» проводить не было смысла. Самой надежной паспортиной считалась книжка, выданная учреждением, сгоревшим вскоре после выдачи. Исходных записей в таком случае не оставалось. Пожаров же по России было превеликое множество. Три паспорта, выполненных на подлинных бланках, с подлинными подписями и печатями, обошлись переселенцам недешево, но оно того стоило. Задаток был уплачен, и документы ожидались в ближайшие дни.
Журналист поведал еще об одном способе, известном друзьям от «сына лейтенанта Шмидта». Известном, но благополучно забытом. Способ этот предлагал принятие подданства турецкого султана, с последующей натурализацией на исторической родине. С этого момента все вопросы о месте рождения отпадали автоматически.
Глава 10
День Парижской коммуны и выбор направления главного удара
Последние недели Борис с Ильичом мотались по заводам. Каждый день очередная поездка, десятки людей и сотни вопросов. Постоянные импровизации выматывали.
Некоторые считают, что большое дело можно делать спокойно. Неспешно и рассудительно вникая во всякие тонкости. Наверное можно, но тогда почему среди сделавших себя нет таких неторопливых? Да потому, что без перенапряжения не делается ни одно настоящее дело. О спокойной жизни рассуждают только обыватели.
В здешнем техническом мире все оказалось чрезвычайно интересным. Чаще узнаваемым, а порою новым, из категории давно утерянного. Уровень производства, технологии, единичное изделие. Местные этих терминов не употребляют, все только зарождалось.
После завода Гужона помчались на завод братьев Брамлей. Ого! На стенде пыхтят две паровые машины — скоро приедет заказчик. Везде клепка, сваркой еще не пахнет. Взять на заметку.
Следом велосипедный завод Дукса. По меркам эпохи передовое предприятие — не случайно отсюда в небо взмоют МИГи. Родственнику Фролова Саше Кутузову «подарили» идею: поставить велоцепь. Задумался. Потом усомнился — наверное, дорого. Да дорого, а если внедрить штамповку и конвейер — будет дешевле. Идеей конвейера Саша заинтересовался. Для убедительности приврали, что некто Форд уже вводит такие технологии.
Политехнический музей. Кто бы мог подумать — чугунные перекрытия музея отлиты на «костоломном» заводе. Кстати, и фермы мостов России льет Гужон. А как с расчетом прочности? Память услужливо напоминает о моменте инерции. Эй, мужики, кто помнит сопромат? В ответ тишина.
Мастерская братьев Туровых — зря потерянное время. Замковая мастерская Зельдина — везде чистота и удивительные технологические тонкости.
Все не напрасно, все падает в копилку знаний.
Завод Гаккенталя. Блестят полированной бронзой манометры. Фу-у, где они нарыли такую запорную арматуру? Кошмар! Сюда бы шаровые краны.
Дни сливаются в калейдоскоп событий, поездок и обязательных вечерних рестораций. Без этого никак — добрая половина «секретов» раскрывается только за столом.
— Все, Старый, по кабакам шляйся без меня. Мне моя печень дороже.
— Ильич, терпи, искусство требует жертв. Без тебя не вытянуть.
— Искусство!?
В голосе истерика, в лице отчаяние.
— Да ты здесь только алкашей ищешь. Прогрессорство! — прозвучало, как плевок.
Решили развеяться, заодно приобщиться к культуре. Под арию князя Игоря, «новые русские» стали похрапывать. Позорище!
Опять грязь из-под копыт, тряска в незнакомом тарантасе — «штатный» извозчик, не выдержав нагрузки, запил.