Информация идет валом, параллельно растет известность. Вот уже предложили идти в услужение. Обоим сразу.
Благодетели, а оно нам надо?
Все вокруг говорят о девятом января и поражении в войне. Изредка вспоминают о покушении на Великого князя. Основная тема — манифест 18 февраля и всеобщее избирательное право. С поражением, по-видимому, смирились.
Вокруг звучат фамилии: Франк, Рожественский, Струве, Шмидт, Куропаткин, поп Гапон и Савинков — кошмар, что за каша в голове.
Господи, да когда же воскресенье!
— Sprechen Sie deutch? — сурово сдвинув брови Мишенин.
— Nein, — безмятежно ответил Зверев.
— Du bist Dumkopf, Grossdumkopf! — жестко выговорил математик, отыгрываясь за свои страдания. — Как ты можешь по-немецки отвечать «нет», если ты не знаешь языка, где логика?
Брови математика вновь сдвинулись, но этот момент совпал с «орлиным» клекотом часов-кукушки.
— Шабаш, господин штурмбаншулер! Два часа допроса я выдержал. Тетрадки на фиг, учебники на цигарки. Кстати, не планируешь устроиться в гестапо? Тебя возьмут без конкурса, — радостно затараторил Дима.
Английская и немецкая муштра проходила почти каждое утро. С английским Дима справлялся вполне успешно, но немецкий ему не нравился. С Федотовым все было наоборот. Матерый апологет русского языка никак не мог взять в толк, почему в английском пишется одно, а читается другое. Он это связывал с врожденным коварством англичан. Наверное, поэтому его английская речь изрядно сдабривалась специфическим русским фольклором. Старому подпевали, но во врожденное коварство англов не верили.
— Степаныч, что-то ты сегодня не в меру молчалив, а ведь сегодня воскресенье, — ехидно начал Зверев.
— Так о вкусе чая мы вроде бы поговорили, — Борис ждал продолжения.
— Не надо уходить от ответа. Ты сколько нам об электротехнике наговорил, а сейчас молчишь. Нехорошо это, народ волнуется.
— Так идея должна вызреть, а аборт лишает счастья материнства.
— Какой аборт, вы о чем? — математик оторопело уставился на Бориса.
— Ильич, возьмем, к примеру, вилку. Что ты в ней видишь? Ты, наверное, скажешь, мол, у вилки есть зубья, так?
В вопросе прозвучало: «О чем вы думаете, рядовой Иванов, глядя на эту кучу кирпича?»
Доцент анекдот явно знал. Федотову оставалось удрученно вздохнуть:
— Народ требует доложить, что мы с тобой накопали и куда вкладывать денежки. Я правильно излагаю, Дмитрий Павлович?
— Старый, вы-то все по заводам шастаете, а я один-одинешенек. Прозябаю в неведении.
— Одинешенек он, как же. Кто трое суток дома не ночевал? — в голосе прозвучало требование доложиться «по форме».
Самодурством Федотов не отличался, но, памятуя о венерических, давно искал повод наехать на гуляку. Повод представился.
— А вот этого не надо. Не надо прикасаться к моим чистым чувствам. Ты, Степаныч, не забывай: природа она всегда свое возьмет.
Посягательства на личную свободу были с блеском отбиты.
— Эх, Димон, Димон, умные люди природу эксплуатируют с пользой для коллектива, а ты попусту чужих теток ублажаешь, вот бы…
Федотов прикусил язык. Он хотел напомнить о потоке благодати, излившейся на переселенцев от романа Доцента с Настасьей. Терять этот божественный источник не стоило. Борис резко сменил тему:
— Знаешь, Димыч, картинка с местными возможностями складывается сумрачная.
— Дима, там, на заводах, так мрачно и дышать нечем, я же вам рассказывал, — поддался на уловку Доцент.
Электроэнергетика набирала обороты. В стране строились электростанции, внедрялся электропривод. Пускались трамвайные линии. В Петербурге уже десять лет электричеством освещался Невский проспект.
Увы, это была продукция Европы. В России успешно «стриг капусту» знакомый нашим друзьям Сименс.
Местные ученые и инженеры активно внедряли все, чем пользовались потомки спустя столетие. Буквально полгода назад Доливо-Добровольский, главный инженер фирмы АЕG, запатентовал основу привода XX века — асинхронный двигатель с короткозамкнутым ротором. Дальнейшие усовершенствования лежали в области технологий. Процесс длительный и дорогостоящий, требующий специфических знаний. Таковых у переселенцев не наблюдалось. Напрашивался очевидный вывод: на внедрении в силовую электротехнику надо ставить жирный крест.
А если подумать? Если не лениться и определить критерии успешного приложения сил?
Появился первый постулат: браться следовало только за дело, что в ближайшее время будет иметь бешеный спрос, а в будущем получит широчайшее развитие.