— Дмитрий Павлович, вы случайно не солист балета? — ехидно уточнил Гиляровский.
— Дайте время, дайте срок, Владимир Александрович, вот начнем показ боя, так и увидите.
Когда в облегченных перчатках и кожаных шлемах на ковер вышли Зверев со Львовым и Самотаевым, среди гостей прошелестело недоумение, сменившееся гомерическим хохотом. Антураж, привычный для жителей начала двадцать первого века, здесь казался проявлением робости.
Но это длилось недолго. Серии бросков и захватов следовали один за другим. Удары руками и ногами сменялись проведением болевых и удушающих приемов. Имитация добивания поверженного противника даже в закаленных борцах вызывала двойственное чувство: в этом виделась и боевая грация, и чудовищная жестокость. Все это сопровождалось пояснениями ведущего.
На Диму нападали с ножом, палкой и удушающим шнурком. Нападали по одному и вдвоем. В ответ он демонстрировал технику перехвата этих коварных предметов, виртуозно «нанося» противникам колющие и режущие «травмы».
Увиденное ошеломило. По тому, как гости смотрели на бойцов, было очевидно, что каждый из них неоднократно участвовал в схватках. Все заворожено следили за рисунками боев (Гиляровский знал, кого пригласить на демонстрацию).
По окончании представления в зале нависла тишина. Все понимали, что в их мир вторглось новое боевое искусство.
Первым молчание нарушил Михаил Петрович:
— Дмитрий Павлович, ты извини меня. Даже не представлял, что так можно биться, но ведь это не спорт, так же и… убить можно.
Дальше был долгий разговор, в котором Дима пояснял, что относится к спортивному бою, а что к подготовке пластунов. Так Дмитрий Павлович обозначил назначение спец. разделов боевого самбо. Дмитрий опять услышал замечание, что в России так не бьются. Переселенцам вновь указали на коренные отличия между двумя эпохами, между ними и жителями этого мира.
Гиляровского сильно тревожило, что овладевший приемами такого боя может наделать много бед.
— Владимир Алексеевич, но разве по улицам не разгуливают люди с саблями и револьверами? Чего проще ткнуть клинком в живот и располосовать кишки. И годами тренироваться не надо, а ведь сабельками не машут, — резонно возразил Зверев.
— Ну, сравнил тоже, есть же кодекс чести и, наконец, культура.
— Владимир Алексеевич, но разве Коля Львов сейчас дрожит от желания свернуть кому-то шею?
Возразить Гиляровскому было нечего.
— А если говорить о поле боя? — продолжил Зверев. — Те же мужички штыками и зубами рвут противника, но бой кончился — и сидят они у огонька. Вспоминают своих детишек. Разве не так?
— Ты, Дмитрий Павлович, не прав. Война всегда ожесточает души, — резонно заметил Михаил Петрович.
— Эт верно, за все приходится платить. Только и бой, что я вам показал, не для всех. Дать его пластунам, так это хорошо. Дать его всем подряд вроде бы и ни к чему, да и не смогут им овладеть люди неразвитые. Это элитное искусство.
Дима немного помолчал.
— А с другой стороны, здесь учат не убивать, а биться с уважением к сопернику.
Эту особенность отметили все приглашенные. Для воспитанников Зверев был Учитель, а приветствия борцов перед боем не выглядели формальностью.
Проводив гостей и попивая чай, Гиляровский не выдержал:
— Дмитрий Павлович, где же ты такому выучился?
— Длинная история, Владимир Алексеевич. Дед мой, царствие ему небесное, — привычно уже перекрестился Димон, — много путешествовал по России. Побывал он и в Сибири, и на земле Кольской. Где не знаю, а теперь спрашивать не у кого, но в одном ските этой борьбе его научили староверы. Они дали ему это знание, сказав, что это тайная славянская борьба. А еще дед много рассказывал о Гиперборее. Так он называл колыбель нашей цивилизации, да я слушал вполуха, теперь же о том приходится только сожалеть.
Дима на минутку задумался.
— Ну, а как уехали в Америку, так дед стал сдавать. Вот он и нанял местных, чтобы те научили меня биться. А сам давал только самое главное, да и то, наверное… стареть же начал, — закончил Дмитрий.
В начале двадцатого века мистицизмом со всеми его вульгарными разновидностями была охвачена вся Россия. Кружки спиритуалистов собирались почти в каждом доме. На таких «посиделках» при свечах публика старательно пялилась в зеркала. Все желали получить тайные знаки, желательно к деньгам. В цене были и состоятельные женихи. К молодой вдове мадам Чистяковой друзей пригласил Зверев. Завывания хозяйки дома наполнили душу Федотова воспоминаниями о загробных голосах, льющихся с канала РЕН TV. Тамошние придурки постоянно несли подобную ахинею. Финалом был клекот хозяйки: «Так явись нам дух моего благоверного, да ниспошли нам добрый знак». Такого не выдержал даже Мишенин — от его лошадиного ржанья погасла пара свечей. В итоге друзьям пришлось быстренько ретироваться. Между тем «общественным поглуплением», ни мало не смущаясь, переселенцы пользовались — такова натура человеческая. Вот и господин Гиляровский не то чтобы до конца поверил сказанному, но был вынужден принять, как привычное и знакомое.