Федотова хотел было пояснить о взаимосвязи между постоянной времени и инерцией, но в этот момент почувствовал, скрестившиеся на нем взгляды.
Во взгляде поручика читалась смесь непонимания с примесью то ли восхищения, то ли сожаления. Зверев с Мишениным смотрели, как смотрят на заболевшего человека.
— М-да, однако, — в этом «М-да» раскаяния прозвучало не больше, чем у кота Базилио. — Дмитрий Павлович, может у тебя получится убедительнее?
— Борис Степанович, мне-то вы объясняли куда как проще. А сегодня даже «дифуры» вспомнили. Такими словами ругаться нехорошо, так можно окончательно мозг вынести. Виктор, господин Федотов хотел сказать, что если противника резко прижать, то это толкнет его на безрассудство, а госграницы в таком деле не помогут. В итоге будет большая драка. Если же супостата давить постепенно, вначале поделившись малой частью, то, в конце концов, и додавим. Борис Степанович, я правильно излагаю?
Ну, в общем, можно и так, — вынужденно согласился Федотов. — Господин Шульгин, могу только повториться: перешедший к нам на службу принесет отечеству много больше пользы, нежели он будет ловить чокнутых социалистов или бандюганов, да и семью свою обеспечит существенно лучше. А что по этому поводу скажет Владимир Ильич? — Борис неожиданно перевел разговор на Мишенина.
Ни секунды не задумываясь, Ильич выдал:
— Управления безопасности ведущих мировых фирм занимают третье место в структуре предприятий после управлений маркетинга и сбыта, потребляя до пяти процентов отчислений от прибыли.
Переселенцы в который раз поразились тому, что «выдает на гора» память математика, тем более это было непривычно для Виктора.
— Такова сермяжная правда, господин Шульгин. Только, Виктор Сергеевич, пока никому ни слова. Это очень важно. Если кого присмотрите, так сперва дайте знать Дмитрию Павловичу.
По дороге домой Шульгин никак не мог выкинуть из головы состоявшийся разговор. Сейчас ему многое казалась необычным в этой троице. И то, как они между собой общались, и поразительное единодушие в вопросе об отношении Европы к России. По долгу службы ему приходилось почитывать западников — от Герцена и Плеханова до самых бескомпромиссных. Ему была близка позиция Соловьева и Струве, но сегодня он услышал непривычное. В словах господина Федотова он угадывал созвучие славянофилам. С поправкой — от некоторых идей Федотова любой славянофил придет в бешенство.
Все сказанное для троицы было естественно, как если бы окружающие давно говорили, спорили и мыслили подобными категориями. Вспомнил саркастическое упоминание о балах, что прозвучало не так, как оно звучит в устах социалистов.
Постулаты каких-то систем он услышал впервые, тем более было непонятно, отчего Зверев прекрасно понимал Федотова. Ладно бы это было известно математику, но Дмитрий явно не инженер. Виктор не мог взять в толк, отчего вдруг математик произнес очень необычное высказывание об управлении безопасности. Все говорило о том, что он по памяти процитировал некий известный параграф.
Точно так же единодушно и естественно троица относилась к вопросу, кому служить. Отечеству или им троим. Этим, явно не бессовестным людям, и в голову не пришло, что подобные предложения звучат бестактно.
Мысль о постоянной и непримиримой борьбе против его России, равно как и Росси против всех, была Шульгину откровенно неприятна. Благо эту извращенную логику не разделял господин Мишенин. Еще Виктор вспомнил, в какой момент Зверев не дал высказаться математику. Было над чем поломать голову.
Вечером Зверев спросил Бориса:
— Ну как тебе, Старый, мой протеже?
— Ты знаешь, последнее время я постоянно вспоминаю русскую классику. В ней, что ни герой, так сплошное переживание. Этот «голубой» тоже запел о передовых культурах. С другой стороны есть здоровое упрямство, без упёртости. Судя по лексике с интеллектом все в порядке. А как ты его видишь?
— Мне проще, я его постоянно наблюдаю. Вынослив, быстр и внимателен. Радует, что без намека на жестокость. Каждый бой для него новый ребус. В суждениях тверд, хотя и не фанатик. Местами излишне расчетлив. Склонен к карьере. Как-то оговорился, что в жандармы подался по нужде — на нем младшие братья. Я из этого сделал вывод, что службой в жандармерии он тяготится, да ты сам знаешь — ему теперь никто из прежних сослуживцев руки не подает.