— Ну что же, перспективный парень, впрочем, время присмотреться у нас есть. Дим, как думаешь, скоро наш поручик догадается, что мы собираемся его вербовать?
— Честно?
— Ну, ты вопрос ставишь.
— Думаю, если не сегодня, так завтра, — ответил Зверев.
— Согласен. С другой стороны, если не догадается, так он нам и не нужен. Его бы только от революционной сшибки уберечь, кадры с деформированной психикой нам не нужны.
— А это реально? — в голосе Зверева мелькнуло сомнение.
— В том и дело, сейчас связей нет. Думаю и сам он на увольнение не пойдет. Молод. Если честно, то не факт, что он нам вообще нужен. Старичок-полицейский работу наладит лучше, опыт-то не пропьешь. А для спецопераций Шульгин, скорее всего, вообще не годится, впрочем, как знать: в тихом омуте не только черти водятся.
Глава 15
Наши в Питере
В Санкт-Петербурге отчаянно «дымил трубами гигант отечественного радиопрома» — кронштадские радиомастерские. К их созданию приложил руку профессор Санкт-Петербургского электротехнического института Попов Александр Степанович. При численности менее десятка человек мастерские умудрялись изготовлять и монтировать радиостанции на кораблях Империи.
На встречу с родоначальником российского радио поехали Борис с Мишениным. Зверев выразился кратко: «Нечего там толкаться. Приеду на испытания».
Тук-тук, тук-тук — колесные пары отсчитывают последнюю сотню верст. В такт едва слышно поскрипывает оконная рама. Приятно тянет теплом от вагонной «буржуйки». За окном мелькают редкие станции и занесенные снегом деревушки. Снежные шапки на соломенных крышах придают домам сердитость — видимо, обиделись, что задержалась весна.
Московский обыватель успел забыть о девятом января. Ему показалось, что грозные события отступили. Откровенно говоря, окраинный московский люд не очень-то был озабочен общественным катаклизмом. Другое дело — как-то в этом деле поучаствовать, да с пользой. Слово «революция» у местных вызывало недоумение. Грабеж… это они понимали, а некоторые этим втихаря промышляли, но революция…
Бабы у колодца с осуждением поговаривали, что Мишка Кривонос нарушил священные заветы предков — мотался куда-то бастовать, а вернулся без барыша. Считай, задарма заделался революционером.
Не в пример обывателю просвещенная Москва кипела и бурлила. В начале февраля бомбометатель «спортобщества» эсеров Иван Каляев поставил свой знаменитый рекорд, метнув бомбу в великого князя Сергея Александровича Романова. Результат был засчитан, а достижение было отмечено Высочайшим рескриптом от 18 февраля. Слова «…о созыве достойнейших, избранных для обсуждения законодательных предположений…» публика приняла на ура и истолковала, как разрешение публично обсуждать вопросы государственного устройства. Растерявшиеся полицаи своим невмешательством это дело подтвердили, и публичная полемика хлестанула через край. На поверку вышло, что не занимайся Иван Платонович «спортом» — вместо рескрипта обществу предложили бы на выбор: шум в канализации или то, что Маяковский вынул из штанин.
Газеты каждый день приносили новости. Вчера «Московские ведомости» растолковали «истинные» причины отставки министра внутренних дел Святополка-Мирского. Сегодня тревожное сообщение о волнениях в Иваново-Вознесенске.
На днях в Россию вернулся Милюков. Знаток шестнадцати европейских языков с ходу заделался председателем «Союза союзов», по-нашему главным начальником профсоюзов. По слухам, местный «Громозека» взялся за организацию партии конституционных демократов. Властям его идеи были, как серпом по известному месту, а Шульгин из Киева зашёлся в праведном гневе.
В противовес кадетам власти ринулись создавать Русскую монархическую партию, в точности как в XX1 веке создавалась прилизанная пустышка Справедливая Россия.
Либералов всех мастей в Российской империи оказалось, как у паршивого кабеля блох. В названиях партий, союзов, кружков, обществ и блоков кого-то с кем-то путались даже их создатели. Партии то сливались в едином словесном поносе, то лаялись, обвиняя друг друга в уклонизмах и ревизионизмах.
Наш математический гений с энтузиазмом взялся систематизировать певцов либеральных ценностей. В итоге спекся и послал всех этих козлин в несвойственной ему манере. А зря! Эти «козлины» спешили подарить народу благоденствие, а стране — процветание. Совсем как их козлобородые сородичи во второй половине XX века.
Запрещенная литература оказалась, как та водка после девяти вечера — доставалась без проблем. Зверев частенько приносил зачитанные до дыр статьи Левы Троцкого и Владимира Ленина. Друзья добросовестно пытались осилить Кропоткина и Маркса, получилось с горем пополам. Маха дочитал один Мишенин. Между тем кой-какую политграмотность переселенцы приобрели. Ильич даже вспомнил фразу о сущности капитализма: «Капиталист пойдет на любое преступление ради прибыли». Зверев только развел руками.