«Славка остался в России, а мы когти рвем», — от этой незатейливой мысли на душе стало тоскливо, впрочем, ненадолго. Спустя пару минут Федотов себя успокоил: «Славка еврей, ему можно, а мы люди белые, особые».
Аудиенция была назначена на одиннадцать тридцать. В институт поспели вовремя, но декана физфака на месте не оказалось. На вопрос «Когда будет?» секретарь лишь развел своими непомерно длинными руками. Поминутно кто-то заглядывал. Студентам требовались направления, преподаватели искали то бумаги, то декана. Обычная суета перед весенней сессией.
Очередной посетитель оказался чуть выше среднего роста. Узкие плечи и длинный сюртук. Испещренное морщинами изможденное лицо. Редкая бородка клинышком и чуть скошенный подбородок. Карие глаза за стеклами пенсне смотрели строго.
— Александр Степанович, к вам посетители, — высоким голосом «пропел» длиннорукий.
До посетителей дошло — пред ними легенда российского радио.
— Прошу в кабинет.
Прозвучало повелительно и сухо, от того неожиданно. Короткий жест подчеркнул неприязнь.
Кабинет просторный. Слева стол хозяина. К нему буквой «Т» примыкает второй. Вокруг стулья с резными спинками. Секретер и шкаф с книгами. Через высокие окна льется солнечный свет. На стене портрет Ломоносова, за креслом декана портрет Петра I.
Пройдя к креслу, Попов указал на стулья подле стола.
— Присаживайтесь, господа. Чем обязан?
Опять голос без намека на доброжелательность.
«Какая муха тебя укусила, или это характер?» — зло подумал Федотов.
— Александр Степанович, позвольте представиться: ваш покорный слуга Федотов Борис Степанович и мой коллега математик Владимир Ильич Мишенин.
— Странно, странно, и что могут делать в департаменте полиции математики? А вы по какой части будете, Борис Степанович?
Прозвучало со столь откровенной иронией, что Борис на секунду сбился, чем тут же воспользовался Ильич:
— Александр Степанович, мы не из полиции, мы из Москвы.
— Блестящая логика у господина математика. Блестящая! И что же, в полицейском управлении Москвы занялись расчетами «по электричеству»? — последнее профессор проговорил, будто пародируя невидимого собеседника. — А вы тот самый математик в штате этого почтенного учреждения?
— Александр Степанович, я только однажды считал распространение радиоволн в ионосфере, но там одни частные решения, — выпалил Ильич, в волнении теребя воротник.
— Борис, я ничего не понимаю, — растерянно повернулся к товарищу, Мишенин.
Глядя на Доцента, Федотов про себя чертыхнулся: «Чтоб тебя всю ночь бабы мурыжили». План беседы полетел к чертям.
— Представьте, Владимир Ильич, я, честно сказать, также ничего не понимаю, — импровизировал на ходу Федотов. — Я хотел расспросить уважаемого профессора о возможности изготовления радиостанции, но, похоже, нас тут приняли не за тех людей.
— Помилуйте, господа, о каком такой радиостанции вы изволите говорить?
Вопрос звучал высокомерно, но в интонациях уже угадывался некоторый намек на конфуз. Требовалось срочно закрепить успех.
— Да об обыкновенной, Александр Степанович, десяти ватт выходной мощности, с чувствительностью в приеме около микровольта. Построенные по схеме трансивера.
Борис намеренно ввернул терминологию своего времени. Сказанное дало эффект — на лице Попова отразилось явное замешательство.
— Господа, мне кажется, произошло какое-то недоразумение.
Попов встал, растеряно поправил пенсне.
— За вас хлопотало полицейское управление Москвы. Я грешным делом подумал, что вы по поводу недавних печальных событий — профессор намекнул на недавние аресты студентов. Помогите мне разобраться с этой коллизией.
— Фу-ты, ну-ты, «по электричеству», да это же Гиляровский! — широко улыбнулся Федотов и, видя недоумение, пояснил:
— Александр Степанович, прожив много лет в Чили, мы только недавно вернулись на Родину. За это время все наши знакомства растерлись. От того нам пришлось обратиться за содействием к нашему единственному приятелю, к господину Гиляровскому. А репортер он и в Африке репортер. Видимо, ничего лучшего не придумал, как воспользоваться связями в полиции. Да, чуть не упустил — профессор Умов просил Вам кланяться и почтой отправил рекомендательное письмо.
— Борис Степанович, — ввернул Мишенин, — так мы теперь стали полицейским ищейками? Ты станешь искать волны Герца, а я неопределенные интегралы.