— Покорнейше прошу меня извинить. Последние дни было много работы над новой учебной программой, к тому же постоянные нападки «вашего» ведомства…
— Какие могут быть извинения, Александр Степанович, это мы виновники курьезного недоразумения. Нам бы обратиться через кафедру физики Московского университета. Бог с ним, давайте я поведаю о цели нашего визита. Видите ли, мы хотим внедрить наше изобретение.
— Борис Степанович, но погодите, вы только что обмолвились о тран-сивере, — с легкой запинкой и явно волнуясь, произнес профессор. — Да и ваш коллега сообщил что-то необычное. Признаюсь, я не все понял. Так что же вы имели в виду?
«Вова, черт бы тебя побрал, простота ты душевная. На хрена ты ляпнул о распространении радиоволн. Договаривались же, что ты молчишь рыбой об лед. Черт, надо уводить профессора от теории к практике, а практикой будет трансивер. А ведь зацепило профессора. Даже сесть забыл. Теперь не просто пора, теперь необходимо находить железобетонное алиби. А железобетона тут пока нет. А если нет, то как получить железобетонное алиби?» Борис про себя каламбурил, лихорадочно прикидывая, как обойти неприятные вопросы.
— Уважаемый профессор, давайте присядем. Все же разговор у нас будет долгий.
— Да-да, конечно, давайте присядем. Впрочем, да что же это я? — вскинулся не успевший присесть Попов. — Вы же только с дороги и проголодались. Я категорически неправ. Господа, приглашаю вас к себе. Разносолов не обещаю, но чем могу, попотчую. А живу я совсем близко.
Став вдруг решительным, профессор увлек гостей к дверям.
Глава 16
В гостях у Попова
В Питере, как и в Москве, профессура жила при учебных заведениях. Не случайно до наших дней докатились легенды об особо рассеянных преподавателях, что приходили на лекции при галстуке и в домашних шлепках.
Александр Степанович занимал две квартиры на третьем этаже профессорско-преподавательского корпуса. Супруга с дочерью уехали к родне, за столом прислуживала горничная. Восемь комнат произвели впечатление даже на Мишенина.
О цели визита речь за обедом не велась. Хозяин как умел развлекал гостей, интересовался погодой в Москве и сетовал на возросшие цены. Расспрашивал о «заграничном» житье-бытье, ему отвечали вдумчиво, но без фанатизма. Мишенин поинтересовался, отчего в городе нет трамваев — пока ехали до института, на ноздреватом Невском льду увидели трамвайную линию, ее как раз демонтировали по причине подступающей весны. Быстрый взгляд на Ильича:
— Полагаю, господин Подобедов и Ко не хотят делиться с владельцами конок или те излишне алчны, — Попов смешно пожевал губами. — Ходят слухи, что в этом году договорятся.
Федотов обратил внимание — так оценивающе обычно смотрят люди искушенные.
Принесли второе. Борис подал горничной тарелку, поблагодарил — и сразу почувствовал на себе такой же короткий взгляд.
«А занятный ты тип, Александр Степанович. Все-то ты замечаешь, все-то ты фиксируешь. Сначала окрысился, полагая, что мы из полиции. Теперь отмечаешь, как я подал служанке грязную посуду. Значит, и наши оговорки не проморгал. С трансивером-то проблем не будет, это всего лишь приемо-передатчик, но Вова лупанул о расчетах радиоволн в ионосфере. Это прокол? Безусловно. С другой стороны, Попов сути сказанного толком не понял. Отсюда напрашивается вывод — господин Хевисайд, конечно, что-то там изучает, но термин „ионосфера“ еще не родился. Черт, в Москве надо было уточнить. Итак, по ионосфере и Вовиным расчетам — все валим на конфиденциальность, мол, был заказ, суть раскрывать запрещено. Отбрешемся, не в первый раз. С Умовым было не проще. Но что за тип этот профессор? Если я вижу привычку педагога и ученого все подмечать, то работаем по намеченной схеме, но если из профа прет крутой лидер, то разговор надо строить иначе».
Когда экономка унесла самовар, Александр Степанович уточнил:
— Господа, где вам удобнее побеседовать, в моем кабинете или на кафедре?
— Пожалуй, что у Вас будет удобнее, Александр Степанович. Мы же к вам явились частным порядком, — ответил Ильич.
Борис со Зверевым долго тренировали Ильича брать на себя часть переговоров. Не имевший ранее навыков административной работы, Ильич постепенно выработал уверенную и спокойную манеру беседы. Последняя фраза была домашней заготовкой.
— В таком случае прошу ко мне в кабинет.
По фильмам жителю XXI века кабинеты ученых представляются тесными. Заставленные книжными шкафами и кожаными креслами с, непременным письменным столом, они представляют собой рабочее место владельца. Против ожидания, кабинет оказался просторным. Шкафы и кресла стояли, как им и положено, но тесноты не наблюдалось. Свет давали два больших окна с геранью на подоконниках. Друзья уже успели подметить архитектурную особенность столицы: окна здесь были существенно больше, нежели в Москве. Видимо, сказывался общий дефицит солнца.