…Между тем, власть наша, даже в этот страшный час не хочет забыть внутренне распри: не дает она амнистии боровшимся за свободу и счастье страны…
…Крестьяне и рабочие, все кто хочет счастья и благополучия России, в великих испытаниях закалите дух ваш, соберите все ваши силы и, защитив страну, освободите ее».
Керенский есть Керенский, сперва о тяжкой доле трудящихся, потом о несчастных братьях за бугром, а в финале и вовсе о войне до победного конца, зато свобода уехала «на потом». Но надо отдать должное — даже в такой день лягнуть режим не сдрейфил.
Прибалтийский немец, барон Фелькерзам, изливался в верности: «Имею честь заявить, что исконно верноподданное немецкое население Прибалтийского края всегда готово встать на защиту престола и отечества… по примеру наших предков мы готовы жертвовать жизнью и имуществом за единство и величие России».
Слушая овации, Димон мысленно написал ремарку: «В центре, слева и справа, бурные аплодисменты и возгласы браво».
От латышей и эстонцев «фрицу» вторил и тут же вставлял шпильки, господин с чисто эстонской фамилией Гольдман: «…У нас много претензий к нашим прибалтийским немцам, но мы не будем теперь с ними спорить. Когда пройдут грозные и тяжелые дни отечества, тогда мы представим это вашему рассмотрению, и я глубоко убежден, что при новом солнце мира уже не будет тех предрассудков…».
О здешнем отношении «унтерменьшей» к своим баронам, Зверев уже знал, но полагал, сегодня промолчат. Не промолчали. В его истории на смену баронам пришли большевики, потом их сменили новые бароны, и так будет из века в век.
От Ковно выступил Фридман: «… В великом порыве, поднявшем все племена и народы России, евреи выступают на поле брани плечом к плечу со всеми народами. В исключительно тяжелых правовых условиях жили и живем мы евреи и, тем не менее, всегда были верными сынами отечества… Еврейский народ исполнит свой долг до конца».
В отличии от немцев, напомнить о готовности пожертвовать своими состояниями, господин Фридман, наверное, «позабыл».
Ему вторил поляк Яронский: «… Пусть пролитая наша кровь, и ужасы братоубийственной для нас войны приведут к соединению разрозненного на три части польского народа…».
Меньше всего аплодисментов получил представитель РСДРП, меньшевик Владимир Хаустов. Тридцатипятилетний токарь уфимских железнодорожных мастерских, оказался единственным, прямо выступившим против мировой бойни:
«…Пролетариат воюющих стран не смог помешать возникновению войны и разгулу варварства, который он несет. Но мы убеждены, что… пролетариат найдет средства к скорейшему прекращению войны… Мы высказываем глубокое убеждение, что эта война окончательно раскроет глаза народным массам Европы на действительный источник насилий и угнетений, от которых они страдают, и что теперешняя вспышка варварства будет в то же время и последней».
Чем дольше Зверев вслушивался в речи, тем отчетливее за фасадом призывов к единению проступали страсти, готовые разорвать империю прояви она хоть малейшую слабость.
Известные даты мировой истории пока не изменились, что, впрочем, естественно, т. к, влияние переселенцев на мировую политику ничтожно.
Зато в России изменения солидные, чего только стоят заводы переселенцев, в основном построенные на деньги западных налогоплательщиков. Некоторые даты уже наверняка сместились. Не было в прежней истории СПНР. И не важно, что новые социалисты в революционном смысле не буянят. Сам факт появления новой фракции в Госдуме явление уникальное, оттянувшее на себя часть политического бомонда справа и слева. Аналогично обстоит дело с Железным Дровосеком, ядовито откликающимся на злободневные политические темы. Критическая масса в сознании российской интеллигенции пока не преодолена, но некоторые политики, да и просто трезвомыслящие люди, начинают аргументировать мемами Дровосека. А это значит — процесс пошел, и теперь требуется только время, чтобы новые политико-философские финтифлюшки внедрились в сознание «самостоятельно мыслящий части населения».
Сегодня особенный день, сейчас новые социалисты впервые заявят о своей позиции и, следовательно, ввяжутся в Большую Игру. По здравому размышлению, этот шаг Зверев поручил совершить Михаилу Самотаеву — в конце концов, это его мир, и ему за него бороться.
С первого ряда хорошо видно, как по-особому легко и уверенно Самотаев взбежал на трибуну. Так могут двигаться только сильные, раскрепощенные и уверенные в себе люди, и это обстоятельство внесет свою толику в восприятие сказанного. Даже эти шаги к победе отрабатывалось не менее тщательно, чем сама речь.