— Вполне возможно, — весело откликнулся Григорий, — но может быть, мы сначала перекусим? — и, увидев в глазах репортера голодное согласие, тут же сел за первый свободный столик. — Человек, ко мне!
Четкое произнесенное «ко мне», прозвучало на военный лад, что навело Пера на некоторые размышления. Выбор блюд и напитков, много времени не занял и вскоре Ямщиков, услышал вопрос:
— Это правда, что вы хотели привезти с фронта репортаж?
— Интересно, кто это обо мне так говорит? — не смотря на охватившее Петра предчувствие удачи, он решил для вида поартачиться.
— А это важно? — все с той же улыбкой ответил Петру Пилюгин. — Впрочем, тянуть резину не в моих интересах.
Оказывается, нашлись умельцы, сумевшие договориться о пропуске журналистов на фронт. Надо ли говорить, сколь заманчиво было такое предложение для начинающего репортера, при том, что до сих пор туда могли попасть только газетчики из проправительственных изданий.
Тут же всплыло условие — надо пройти подготовку на Всеволожской базе стрешара, которая славилась высокими ценами. Мелькнувшее было подозрение о мошенничестве, развеял Пилюгин — все расходы брала на себя компания-организатор фронтовой командировки.
Побегать и пострелять шариками Ямщиков любил, поэтому отказываться от шикарного предложения не собирался.
После изматывающих марш-бросков и ползаний на брюхе по осенней грязи, из трех десятков будущих «акул пера» осталось семеро, зато эта «семерка» настрелялась вдосталь. Им даже дали выпустить по полдиска из ручного пулемета «Зверь». В конце сентября Петру, Семену Пастухову из журнала «Голос жизни» и неопределившемуся с редакцией Пашке Корзунову, было предложено отправиться на Юго-Западный фронт. И не просто так, а с группой разведчиков в тыл противника! Надо ли говорить об охватившем молодых людей восторге.
По дороге в Ровно, где располагался штаб фронта, жилистый черноглазый тридцатитрехлетний инструктор с позывным Грач, распределил журналистов по группам. Петр попал в группу Грача. Семен Пастухов к бойцу с позывным Богомол, а Пашка к Скандинаву. Всей бригадой руководил Грач.
В штабе фронта командир, с прикативший из столицы членом госдумы Михаилом Самотаевым, решали какие-то вопросы. На расспросы Петра, Грач только отмахивался, но утром третьего дня разведчики тряслись в огромных трехосных автомобилях «Дукс», а Петр с Грачом наслаждались комфортом в легковом авто.
На пути к штабу 8-й армии они обогнали с десяток солдатских колонн. Им навстречу ехали медицинские повозки. «Туда идут здоровые, обратно везут раненых», — Петр впервые задумался об этой стороне жизни человека на войне.
На въезде во Львов казачий патруль показал, где находится штаб армии. Когда Грач предложил Петру пообщаться с командующем, он едва поверил в такую удачу. В том числе и поэтому, наблюдая за Брусиловым, Ямщиков боялся шелохнуться.
Высокий, тонкий в кости, с тщательно выбритым подбородком, с тонкими лихо подкрученными усиками и с красными от недосыпа глазами, генерал хмуро рассматривал посетителей.
— Не пойму я вас, — нарушил, наконец, молчание хозяин кабинета, — неужели вы всерьез надеетесь учинить в тылу противника партизанскую войну?
— Партизанская война на чужой территории невозможна по определению, — четко и уверенно ответил Грач.
— Генерал Иванов иного мнения, — кольнул взглядом Брусилов.
— Под партизанской войной, Николай Иудович подразумевает беспокоящие удары казачьих отрядов в тылу противника. Идея неплохая, но потери превысят эффект.
— Вот как? — в голосе командарм впервые прозвучала заинтересованность.
Из дальнейшего разговора Ямщиков вынес, что разведку следует вести непрерывно, а вот диверсионные операции есть смысл проводить только перед наступлением. Тогда же резать линии связи и вносить сумятицу в тылах противника. Все остальное действия приведут к бессмысленным потерям. Судя по всему, Брусилов эту точку зрения разделял.
Петру, чьим кумиром был герой-партизан Денис Давыдов, было обидно, но логике командира противопоставить было нечего — Давыдова поддерживало русское население. Здесь же, нашим войскам были рады многие, но не все.
В конце разговора, Брусилов произнес, что начинает понимать генерала Деникина в его отношении к Вагнеру.
«Причем здесь композитор? — эта мысль в сознании Петра прожила всего мгновенье, чтобы тут же смениться взрывом эмоций: командарм явственно намекал на легендарный военный отряд Вагнер. — Неужели Грач один из его командиров?!»
Перед выездом из Львова, Грач дал команду вооружиться. Из зеленых деревянных ящиков были извлечены пулеметы, и самозарядные карабины. Глядя, как сноровисто разведчики набивают обоймы, Петр понял, что эту команду они ждали с нетерпением. Увы, репортерам оружие не полагалось. В случае пленения, они должны были представиться идиотами-пацифистами, которых царские опричники затащили в горы и заставили нести свои пожитки. А ночами им якобы связывали руки. Доказательством должны были послужить командировочные задания от либеральных редакций и путевые заметки, в которых горе-журналисты клеймили позором русских казаков и тупых царских офицеров. Таковой оказалась тяжкая доля репортера-нелегала.