Петроградский Совет и Временное правительство. Провал июньского наступления и смена кабинета. Корниловский мятеж. Приход к власти большевиков. Брестский мир и гражданская война. Империи стираются с политической карты мира. Первый революционный угар, ознаменовался попыткой отменить деньги и признать семью буржуазным пережитком. Большевики с вожделением ждут мировой революции, но она так и не приходит. Яростная борьба за власть в партии. Железной рукой Сталин проводит индустриализацию и коллективизацию, а мечта идиотов по «обобществлению женщин», сменяется лозунгом: «Предал семью — предашь и родину». Гулаги не пустуют, но Россия стремительно нагоняет потерянное время.
Война с фашистской Германией. Цифра 27 миллионов погибших повергла в смятение. На ее фоне сегодняшние потери не ужасают. Тегеран-43, Ялта. Лукавые союзники и новая конфигурация мира. Империя, над которой никогда не заходит солнце превратилась в региональную державу. Варшавский договор, послевоенное восстановление. После Сталина страной правит кукурузник, затем дорогой Леонид Ильич, придурок Меченый, и алкаш ЕБН. Два последних изо всех сил пахали на развал Союза, а после 2000-го года на вахту заступил прагматик из спецслужб по фамилии Путин.
В Советское время лозунги «Земля крестьянам» и «Фабрики рабочим», никуда не делись — крестьяне растят хлеб и кормят страну. Рабочие ударными темпами добывают уголек и плавят металл, а отечественные самолеты летают все выше и быстрее. Отдельной строкой прошла история таких славных контор, как ВЧК-НКВД-КГБ-ФСБ.
Извечные русские вопросы: «Кто виноват и что делать?» начались по окончании курса «молодого историка», и кто бы сомневался, что изначальным виновником всех Российских бед будет назначен Николай Александрович Романов.
— Прочти, — Зверев протянул несколько листов текста, — это наша реконструкция разговора между Николаем II и командующим Северо-Западным фронтом, генералом Рузским. Разговор произошел первого-второго марта семнадцатого года, в котором Рузский убедил государя согласиться на правительство народного доверия.
Пантера углубился в чтение:
Первый и единственный раз в жизни, Рузский высказал государю все, что думал и об отдельных лицах, занимавших ответственные посты за последние годы, и о том, что казалось ему великими ошибками общего управления и деятельности Ставки.
Государь со многим соглашался, многое объяснил и оспаривал. Основная мысль Николая была, что он для себя в своих интересах ничего не желает, ни за что не держатся. В то же время, считал себя не вправе передать дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умоют руки, «подав с кабинетом в отставку».
«Я ответственен перед богом и Россией за все, что случилось и случится, — говорил государь, — будут ли министры ответственны перед Думой и Государственным Советом — безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело, не моя ответственность».
Рузский доказывал Государю, что его мысль ошибочна, что следует принять формулу: «государь царствует, а правительство управляет». Николай II говорил, что эта формула ему непонятна. Надо было иначе быть воспитанным, переродиться и опять оттенял, что он лично не держится за власть, но только не может принять решения против своей совести и, сложив с себя ответственность за течение дел перед людьми. Он не может считать, что сам не ответственен перед богом.
Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров. Высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый кабинет, люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей. Генерал Рузский возражал, спорил, доказывал и, наконец, после полутора часов получил от государя соизволение на объявление через Родзянко, что государь согласен на ответственное министерство и предлагает ему формировать первый кабинет. Рузский добился этого, доказав государю, что он должен пойти на компромисс со своею совестью ради блага России и своего наследника.
Чем глубже Михаил вникал в написанное, тем отчетливее он видел перед собой не злобного тирана, а слабого руководителя и, одновременно, безумно одинокого человека, измученного тяжелейшим выбором. Этот человек до ужаса боялся ошибиться и принести стране беду. Как же этому Николаю было в этот момент больно!