Она не сразу осознала, что, вместо того, чтобы порадовать работодателя своим триумфом, стоит и любуется им. Есть чем любоваться, кто б спорил. Да не про нашу честь.
Инга легко коснулась плеча. Какая гладкая ткань. Наверное, шелк. Натуральный.
— Просыпайся, Каа. Смотри. Луна заходит.
Внезапно разбуженный, Павел Валерьевич цитату из Киплинга узнал вряд ли. Он несколько раз растерянно моргнул.
Инга обошла кресло сзади, аккуратно положила руки на спинку и развернула в сторону монитора. И тихо-тихо произнесла на ухо господину Морозу.
— Довольно ли света, хорошо ли вам видно?
Узнал ли он это цитату — непонятно. Но выпрямился резко. И не сводил теперь внимательного взгляда с экрана монитора. А потом повернул голову. Его глаза были так близко, как будто свои, в отражении зеркала. Кто говорил, что глаза у него как лед? Они искристые и яркие.
— Получилось? — его шепот был почему-то совсем тихий и хриплый.
— Да, — так же тихо ответила Инга.
Две головы рядом, мужская и женская, два лица близко. Какое-то время они смотрели друг на друга. А потом он снова перевел взгляд на экран.
Покачал головой, будто все еще не мог поверить в то, что видит.
— Вы и в самом деле профессионал экстра-класса, Инга.
И вся магия тут же рассеялась.
Инга выпрямилась, зачем-то закашлялась. Растерла руки. Мороз смотрел на нее из кресла, снизу вверх. Но это никаким образом не ставило Павла Валерьевича в иную роль, отличную от роли самого главного босса. И это Инга вдруг остро почувствовала. Все человеческое, беззащитное и трогательное исчезло. Перед ней снова был руководитель, владелец, биг-босс. Пусть и в пижаме. Мороз даже в пижаме — тот-самый-ужасный-Мороз. Даже не верится, что это он ей чай и бутерброды несколько часов назад приносил.
— Я сейчас ничего больше делать не буду, — Инга поспешила предоставить полный отчет, на всякий случай. — Все равно голова уже не фига не соображает. Завтра обрадую наших, на свежую голову, все, чего еще не хватает, сгенерим — и все. Можно будет разворачивать основной софт. Но это уже наши с вашими сами сделают, без меня. Айтишников своих можете обрадовать.
— Обязательно, — медленно кивнул Мороз. — Инга, может, вам машину организовать, отвезти до дому?
— Нет-нет, не нужно. Я сама! — она едва ли руками не замахала. — Я пройдусь, подышу.
— Ночью?
— Отличное время для прогулок, — уверила его Инга. И практически бегом исчезла из спейса.
Павел какое-то время еще стоял, глядя на светящийся экран монитора, на пепельницу, чайник и пустую тарелку. Ощущение триумфа было ярким, как вспышка, и таким же кратким. Надо идти спать. Надо поспать хотя бы еще немного. Завтра предстоит очень многое сделать.
Выспаться ей не дали. Телефон-то Инга отключила, а вот дверной звонок — нет, не додумалась. Ну никак не ожидала, что работа явится к ней на дом.
Явилась.
Теперь ее черед встречать коллегу по работе в пижаме.
— Почему я должен узнавать о том, что система запущена, от людей Мороза? — Борис Юрьевич, не дожидаясь приглашения, шагнул через порог.
— И вам доброе утро, дорогой шеф, — Инге не удалось сдержать зевок. Покосилась на часы над дверью. Десять утра. Для человека, который лег спать ближе к пяти — непозволительно рано.
— Ты прекратишь паясничать? — раздраженно вздохнул Горовацкий. Потом оглядел ее внимательнее и еще раз вздохнул. — Хотя чего от тебя ждать?
И пижама наша вам не нравится. Господи, как жить-то? Ну нет у нас шелковых пижам, как у господина Мороза, есть вот кигуруми тигрыси, очень комфортно и тепло, знаете ли. Да, только по нужде не очень удобно ходить. И, кстати…
— Кухня там, — Инга махнула рукой. — Я в туалет.
Когда она вышла из санузла, на кухне слышался шум закипающего чайника. Да-да, будьте как дома, уважаемый Борис Юрьевич. А вслух Инга предупредила:
— Я сейчас буду курить.
К шуму чайника присоединился звук заработавшего кондиционера.
— Ты так и не ответила на мой вопрос.
— Что, мне надо было звонить вам в четыре утра, чтобы сообщить новость? — огрызнулась Инга, вскрывая новую пачку сигарет.
— Могла бы написать сообщение в вацап, — мрачно ответил шеф. — Мороза же ты в известность поставила.
— Этот ваш Мороз… — Инга с наслаждением сделала первую, самую вкусную затяжку, — сидел со мной всю ночь.
Горовацкий едва не обронил взятую с полки кружку.
— Эй, осторожнее, это моя любимая!
— Ты серьезно? — шеф поставил любимую кружку перед Ингой.
— Куда уж серьезнее, — девушка потянулась к банке с кофе. — Чай мне приносил, и бутерброды настрогал самолично.