Второй лук, выполненный в таком же стиле, но длиной всего около метра, оказался мне под силу, однако у него были совершенно другие стрелы — короткие, с оперением, но вместо наконечника — что-то вроде тупой болванки. Как потом выяснилось, они предназначались для отстрела белок и прочих мелких зверьков, дабы не портить шкурку.
Но самое любопытное оружие оказалось на чердаке дома — самострел. Это примерно то же, что и европейский арбалет, только сильнее и могучее, что ли. Лук сделан в той же манере, что и зверовой, но с большим изгибом, от серединной части, толщиной до восьми сантиметров, в обе стороны идет своеобразная усиливающая рессора — малый лук трапециевидного профиля, судя по древесине, сделанный из лиственницы, утонченный к концам и накрепко примотанный суровым шпагатом к основному. Вместо ложа — гладкооструганный двухметровый брусок, к которому крепится лук. Спусковой механизм напоминает сторожок черкана: тетива цепляется за кованный крючок, установленный в сквозном отверстии — единственная металлическая деталь, которая опирается на край «шептала» в виде надкусанного круглого печенья, сделанного из твердого дерева и стоящего в углублении; за второй край крепится бечевка-растяжка. С обеих сторон «ложи» находятся, скрепленные на одной оси, рычаги натяжения тетивы, вероятно, после взведения самострела, служащие как ноги-опоры, регулирующие прицеливание. Для стрелы есть небольшое, сходящее на нет углубление, а сами стрелы, привязанные бечевкой к основе самострела, выглядели еще внушительнее, хотя всего 60 сантиметров — за счет четырехлепесткового стального наконечника с граненым, туповатым жалом (возможно, чтобы пробивать плоские, лопаточные кости).
Я долго возился, пока не понял, как следует взводить это оружие, — буквально весом тела повиснув на рычагах, но еще мудренее было подвести «шептало» под другой конец крючка так, чтобы тетива зацепилась прочно. И когда разобрался в этом механизме, то поразился его простоте, надежности и универсальности: можно было даже регулировать ударную нагрузку на растяжку, поворачивая «шептало»! Взведенный самострел установил на козлах для распилки дров, направив его в стену избы, вложил стрелу, после чего дернул за растяжку. С расстояния в пятнадцать шагов восьмисантиметровой длины наконечник полностью вошел в еловое бревно, так что без топора было не достать. Учитывая острые лепестки, поражающее действие его наверняка превосходило ружейный выстрел пулей.
Двумя годами позже, когда ходил уже с другой экспедицией — археографической и теперь по жилым староверским скитам, услышал историю, тогда еще звучавшую дико. В двадцать пятом году местные власти и ГПУ полетали над тайгой на аэроплане, высмотрели всё, после чего отправились конными и пешими по кержацким поселениям и скитам, переписали всех старообрядцев, отняли огнестрельное оружие вплоть до кремневок и кое-кого арестовали. Старообрядцы говорили потом, мол, железная птица летала — жди беды. Дело в том, что после Гражданской войны Соляным путем не только винтовки понесли, но пошли и остатки белогвардейских, колчаковских отрядов, дабы укрыться у надежных и верных последователей Аввакума. Многие после этого нашествия побросали насиженные места и ушли далее в тайгу, но многие остались, полагая, что более не тронут. Поскольку же все сибирские старообрядцы промышляли звероловством — единственным ремеслом в таежных условиях, то вместо ружей они брали на охоту рогатины да луки, от коих еще не отвыкли руки. Через пять лет, когда началась коллективизация, о кержаках вновь вспомнили и снова поехали отряды — на сей раз переселять их из тайги. Людей и скот выводили под конвоем, а дома попросту сжигали. Староверы не выдержали и стали оказывать сопротивление. В ответ власти отправляли карательные отряды, а обществу это подавалось как операции против белых недобитков. Вооруженные луками кержаки устраивали засады на таежных путях, реках и расстреливали карателей. Вооруженные пулеметами и винтовками, они не могли выстоять против лучников и в результате прекратили преследование.