Но что ни делается, все к лучшему: советская власть объявила меха наравне с золотом и самоцветами буржуазной роскошью, кроме того, разрушились торгово-экономические связи с традиционными странами — импортерами пушно-мехового сырья, и охотничий промысел долгие годы находился в запустении, отчего поголовье практически полностью восстановилось. И одновременно проводились работы по расселению пушного зверька в места их традиционного обитания (только соболей было отловлено и выпущено около 20 тысяч!). За голы советской власти, когда промысел пушного зверька был на самом высоком уровне, его численность заметно убавилась, но грянула перестройка, пушнина подешевела настолько, что охотники, по сути, прекратили отлов. Сейчас, возникают проблемы, которых еще недавно даже предположить было невозможно: например, бурное размножение бобра в Московской области, строительство ими тысяч плотин на малых реках и ручьях вызывает затопление, подтопление и последующее заболачивание сельхозземель и дач, расположенных на поймах.
У лис все чаще возникает опасная болезнь — бешенство, они забегают уже в деревни, кусают людей и собак, хорьки и раньше наведывались в сельские усадьбы, теперь же просто живут в скотниках и сараях, давят не только мышей, но и домашнюю птицу.
СобольЭто король во всех смыслах — как на пушно-меховом аукционе и на плечах монарших особ, так и в лесу, поскольку у соболя практически нет врагов. Несмотря на свою хищность, зверек всеяден, ибо, когда нет мясной добычи, перебивается ягодами и кедровыми орехами, для чего зимой рыскает по дуплам деревьев и ищет беличьи кладовые. Питается всем, что бегает, ползает и летает, не брезгует мышами, ящерицами, особенно любит боровую дичь. Рябчиков и тетеревов обычно выслеживает на ночевках в снегу и берет спящих, но при случае не боится схватки с глухарем. По свидетельствам очевидцев, соболь скрадывает ночующего в снегу глухаря, пробирается в его лежбище, после чего вцепляется в шею. Птица взлетает, и дальнейшая борьба происходит в воздухе. Зверек на лету перегрызает шею и благополучно приземляется на падающем глухаре, как на парашюте. Говорят, точно так же он ловит токующих на деревьях глухарей, подкрадываясь к ним под песню. Несмотря на свои небольшие размеры, довольно легко расправляется с зайцами, и рассказывают случаи, когда соболь нападал на молодых косуль и кабаргу.
Различают и оценивают соболей по окрасу: чем темнее мех, чем искристее его ость и мягче подпушок, тем дороже. Лучшим считается почти черный баргузинский, но ему не уступает и енисейский. В нашем краю по реке Четь соболя до пятидесятых годов не было, и охотники-промысловики о нем слышали только из рассказов стариков-старожилов, мол, был такой зверек, очень дорогой, потому и сгинул. Первого соболя поймал на Тонгуле дед Аредаков в конце пятидесятых, помню, привез шкурку и показывал отцу — нечто рыжеватое, похожее на хоря, поэтому впечатления это не произвело. Заготовитель соболя не принял, поскольку ни разу не видел и не знал, как оценивать. Буквально на следующий год почти все промысловики поймали по одному-два, и тогда заговорили, дескать, соболь откуда-то пришел и наверняка скоро уйдет. Помню, отец поймал первого в капкан, который стоял на норку. По следам решил, что попала домашняя кошка, бог весть как оказавшаяся в лесу, но когда нашел капкан, там оказался этот невиданный зверек.
Соболь не ушел, а, напротив, то ли размножился, то ли мигрировал откуда-то, но к началу семидесятых его развелось столько, что охотники начали ловить и брать из-под собаки по 10–15 штук. Самое интересное, что по цвету они попадались настолько разные, будто сбежались со всех кряжей — от черного баргузинского до светло-коричневого с рыжеватым подпалом. Больше всего соболя брали в верховьях рек Кети и Чулыма, на границе с Красноярским краем. Там были для него благодатные места — сухостойные и сгоревшие шелкопрядники, где в изобилии было мышей, отдаленность и полное безлюдье. Охотники в спешном порядке осваивали способы лова этого зверька и даже мечтали хоть немного разбогатеть, потому как хороший, темный кот даже со всеми обманами и обсчетами стоил 100–120 советских рублей, тогда как основной вид промысла — белка, всего рубль, если без дефектов.