— А нам что делать? — тихо спросил Федька, взяв себя за плечи. — Ну что нам делать?
— А вот это человек во все времена решает сам, — ответил отец спокойно. — Этого у него отнять нельзя. Просто большинство не имеют мужества решить, а потом разводят руками: обстоятельства, мол… Можно смириться. Можно бороться… — он обнял сына за плечо: — Так как?
— А тебе за нас не страшно? — не ответил Федька и, помедлив, привалился к отцу виском. — Другие за своих сыновей и дочерей трясутся, а ты — нате оружие, идите, добывайте правду…
— Страшно, — сказал Николай Андреевич. — Только ведь это не причина… Да, вы дети. Если бы мне лет тридцать назад кто-то сказал, что такое может быть, я бы решил, что это здорово, но невозможно. Но жизнь изменилась. Вас, детей — не обиделся? — должны защищать взрослые. Точнее… ваш возраст сам по себе должен быть защитой. Но "надвинулась тьма", сынок — и раз ваши годы больше не останавливают руки убийц, насильников, подонков, значит, вы должны уметь защищать себя и своих друзей сами. Любыми средствами, до последнего — и очень умно и хитро, помня: виновным в случае чего вы и окажетесь. Просто по тому, что задевший тебя будет лежать, а ты — стоять над ним. Это в глазах наших властей уже доказательство вины. То есть, ты прав — это партизанская война, самая настоящая. И там, — он поднял палец в потолок «нивы» у нас союзников нет. — Там трусость. Лень. Сытость. Поэтому мне вместо того, чтобы просто пойти в милицию и потребовать арестовать вора и
бандита, приходится покупать моему сыну ружьё и думать, как замаскировать ваши действия, чтобы на нас не пало подозрение в преступлении. Поэтому мать твоей Саши… не хмурься!.. сидит не на Петровке, а в нашем захолустье — даже в области не смогла удержаться. Поэтому твой Женька сделал то, что в моем детстве ни одному пацану просто не пришло бы в голову — ради денег предал друзей.
— Он не виноват, — сердито сказал Федька. Отец кивнул:
— Я его не виню, я просто говорю, что было… А трястись за своих детей? Да, это сейчас распространено. Только ни от чего это не спасет. Знаешь, у Киплинга есть "Эпитафия трусу, погибшему при бомбежке Лондона":
Федька негромко засмеялся и сказал с улыбкой, но серьезно:
— Ну тогда что ж… Мы будем драться. В конце концов, на своей земле живем, не на чужой… А вот интересно — три «сайги» стоят тысяч тридцать, а у меня было только двадцать пять…
— Я сделал вложение в будущее, — важно заявил Гриднев-старший. — В вас. Дети ведь — наше будущее, так? И не такое уж печальное, как я погляжу на вас, — он толкнул сына в бок и сказал: — Может быть, все еще будет неплохо? В конце концов, с нами господа Фостер, Бреннеке и МакЭлвин!