— Лучше минут через пятнадцать, где-нибудь на середине маршрута. В офис компании тебе приезжать не следует.
Заведение мы согласовывать не стали, решив встретиться и поговорить прямо в машине. Надёжных мест для таких разговоров у меня не было, а те, что обеспечивали необходимую конфиденциальность, требовалось бронировать заранее. Уж точно не за четверть часа до встречи. Да и допустить, чтобы нас с Бён Хо Шоном зафиксировали вместе, было никак нельзя. Не в текущей ситуации.
Определившись с конкретным адресом, я отправился туда вместе с водителем и машиной сопровождения, которая уже стала привычной частью моей жизни. Пусть это и выглядело несколько печально. Если начинаешь ездить в сопровождении сразу троих дополнительных телохранителей, значит, что-то где-то пошло не так.
Бён Хо Шон приехал один. Сидя за рулём собственной машины и выглядя заметно уставшим. Когда мы остановились в небольшом проулке около новопостроенного, но ещё не заселённого дома, он перебрался в мой «Генезис». Сразу бросил взгляд на водителя, и я ответил на его молчаливый вопрос:
— Полностью надёжен. Слышит все мои разговоры в машине. Поводов сомневаться в нём не имеется…
Шофёр тихо хмыкнул, отчаянно пытаясь скрыть засиявшую в глазах гордость, а Бён Хо Шон задумчиво посмотрел на меня.
— Сейчас пришли обновлённые данные по кандидатам. До этого момента было больше пятисот новых заявок, а сейчас осталось меньше двухсот — остальные свои заявления отозвали.
Мужчина нахмурился и добавил:
— Таким темпами, ещё пара недель — и у меня останется не больше сотни людей. Что делать — непонятно. Я не знаю, кто именно всем управляет. Не знаю об уровне его влияния и не представляю границы возможностей. Единственные кого можно обвинить прямо сейчас — главы участков. Но это бесполезно. Множество мелких частных дел, которые никому не будут интересны.
В целом он был прав. Подойти к проблеме с этой стороны и доказать факт сговора между множеством старших офицеров будет сложно. Особенно, если вспомнить, что солидная их часть находилась за пределами Сеула и с коллегами практически не пересекалась. Требовалось связующее звено.
— Что говорят твои контакты? Знакомые тех, кто остался в профсоюзе? Они же должны что-то знать.
Бён Хо Шон отвернулся, посмотрел в окно, затем вернул внимание на меня и чуть дёрнул плечами.
— Говорят много. Но толку от этого мало. Никто не собирается подставляться перед коллегами или начальством. А слухи от рядовых сотрудников или даже коллег среднего звена в качестве доказательства не представить. По бумагам всё чисто, обычные бюрократические процедуры. Ничего выходящего за рамки закона. Никого ноги не ломают, под машину не толкают, открыто покинуть ряды организации не приказывают. Но все так или иначе понимают, что происходит.
Я посмотрел на него с лёгким удивлением.
— Надавить за одну ночь на сотню человек, не допустив ни одного прокола или утечки? Это невозможно.
На его лице снова появилась печальная улыбка.
— Не все ведь такие, как ты, сонбэ. Наверняка есть и те, кто сказал что-то не то. Озвучил слова, за которые его можно привлечь к ответственности. Зацепившись за него, можно раскрутить дело до самой верхушки, двигаясь от одного звена цепи к другому. Но это требует времени и сил. Плюс, далеко не факт, что этот умозрительный эпизод вообще вскроется — для такого нужен активный свидетель, который не побоится говорить. Либо хотя бы понимание, что такой свидетель вообще существует и его имя, чтобы убедить человека заговорить.
Несколько секунд мы сидели молча, пока Бён Хо Шон о чём-то размышлял. Затем он заговорил вновь. Уже куда менее уверенно:
— Если честно, я думал о пресс-конференции. Собрать журналистов, выступить, рассказать о происходящем. Объяснить, что на нас оказывают давление. Предоставить данные о массовом выходе людей из профсоюза.
Я посмотрел на него, уже собираясь ответить, но в этот момент снова зазвонил телефон. Как только потянулся за устройством, аналогичный звук прозвучал и у Бён Хо. Взглянув на экран, я выдохнул. Видимо, противник тоже подумал о том, что Бён Хо Шон может собрать пресс-конференцию и сделал упреждающий ход. Прямо сейчас я смотрел на статью, которую переслала мне Мин Со Пэк. Оформленную в виде анонимного интервью с бывшим членом организации. В ней профсоюз представлялся едва ли не тоталитарной организацией, в которой безраздельно властвует Бён Хо Шон. Они буквально так и написали: "Напоминающий секту и возглавляемый безжалостным лидером, который не терпит возражений'.
Идея у врагов была неплохая. По крайней мере, они сработали на опережение. А вот Бён Хо оказался на шаг позади. Теперь, если глава профсоюза действительно выйдет к журналистам с обвинениями в давлении, у тех будет контраргумент. Причём весьма мощный. Мол, люди выходят из организации вовсе не из-за внешних факторов, а по вполне понятным причинам, о которых можно прочитать в прессе. Заодно наносился удар по репутации самого главы организации. Учитывая активность предвыборной кампании и постоянно обновляющуюся новостную повестку, фигура экс-полицейского, который бросил вызов прокурору, стала забываться. Тем не менее, какой-то рейтинг популярности у него всё ещё оставался. Те профильные агентства, чьл продолжали включать его в списки кандидатов на пост президента, оценивали популярность в стране на уровне пяти-семи процентов. Очень скромно, если рассчитывать на кресло в Синем доме, но более чем достаточно, чтобы стартовать в политике. Так что запущенная новость поражала сразу две мишени: с одной стороны давала противникам Бён Хо Шона основания для обвинений, а с другой — позволила очернить его репутацию.