— Самое легкое — деньги считать,— продолжал говорить Ванька,— а самое трудное — считать электричество, а его тоже считать можно.
Трудное и длинное слово «электричество» Ванька выговорил бережно, по слогам.
Киприан Иванович тоже кое-что знал про электричество и поэтому рассердился.
— Молоньи, значит, считать собираешься?.. Юрунду городишь! Но!..
Бурый ни за что ни про что, за здорово живешь, получил удар вожжой по брюху.
Дальше ехали молча. Ванька еще по дороге письмо Петру Федоровичу сочинять начал. Киприана Ивановича свои мысли одолели. Едет и раздумывает:
«Ох, уж этот Ванька! В кого только такой уродился?»
ЭШЕЛОН ИДЕТ НА ЮГ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВОЕНКОМ И ЗАВБИБ. ДВЕ МУЗЫ ОДНОГО СТИХОТВОРЦА.
ПЕРВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
1.
Кабинет для себя военком полка Сидоров устраивал по собственному вкусу. Пока связисты тянули в барак линию полевого телефона, он притащил со склада несколько не-тесанных досок-шелевок, пилу, молоток и три десятка (брал по счету) трехдюймовых гвоздей. Так как от будущей обстановки военком требовал одного качества — прочности, сооружение стола, узкого топчана и полки заняло не более двух часов. Включенные в гарнитур два ящика из-под махорки не нарушили единства стиля.
Сметя веником опилки и обрезки досок к печке, военком осмотрел кабинет привередливым хозяйским оком и сразу понял, что для полноты уюта не хватало сущего пустяка— двух-трех красочных деталей. Достать же такие детали можно было только в полковой библиотеке.
Казарма, куда направился военком, была старинная, толстостенная, с огромными, грохотавшими под ногами чугунными лестницами, со сводчатыми проёмами, отделявшими друг от друга просторные ротные помещения Что касается библиотеки, то она помещалась в отдельной, довольно большой комнате, некогда именовавшейся «штаб-офицерской».
Самым примечательным предметом здесь была круглая, обшитая черным железом печь, по своему размеру напоминавшая вставший на дыбы паровоз. Рядом с нею рослые книжные стеллажи выглядели детскими игрушками. Судя по одежде завбиба (на нем были стеганка и ватные штаны), печь излучала не тепло, а мороз.
Пренебрегая страшным зрелищем вздыбившегося над головой паровоза и холодом, завбиб что-то писал.
— Все стихи строчишь?—с подозрительной мягкостью в голосе осведомился военком.
— Уже заканчиваю, товарищ военком) — сознался застигнутый врасплох поэт.
— Прочитать можешь?
— Еще не совсем кончил...
—• Может, и кончать-то не стоит?
Кому из молодых поэтов не кажутся верхом совершенства их только что вырвавшиеся из творческого горнила опусы? Завбиб был молод девятнадцатилетней самонадеянной молодостью, поэтому бесстрашно принял вызов и, встав, взмахнул исписанным листком.
— Это стихотворение я обязательно закончу!— твердо заявил он.— Заглавия еще нет, но начинается оно так:
По моим следам не ходите!
Я по многим прошел городам,
Заходил и в хваленый ваш Китеж,
Только мне не понравилось там
Там каменья и золото бликами,
Ну и звон чересчур малинов,
Я ушел с перехожими каликами,
Без печали его покинув...
— Погоди! — перебил военком,— Китеж?.. По какой дороге — по Сызранской или Рязано-Уральской?
— Туда никакой дороги нет,—пояснил завбиб.— По преданию, Китеж, населенный праведниками, погрузился на дно озера.
— Вон куда тебя черти носили!—сострадательно сказал военком.— Ну, а после Кшежа где побывал?
— В монастыре.
— I ам чего делал?
На этот вопрос последовал ответ стихами:
— Там святую воду прогорклую После псалма Запивал самогонкою И крыл басорма!
143
10. А. Шубин.
Увы, ни удивить, ни восхитить военкома стихами была невозможно. Ему, в недавнем прошлом наборщику большой петроградской типографии, доводилось засовывать в верстатку и не такие словеса!
— Декадент чертов! — осознав услышанное, оценил он.
Такая реплика не только давала оценку стихам, но и
задевала личность поэта. Тот окрысился:
— Почему это я декадент?
— По тому самому... Что из твоих стихов вытекает? Залез человек куда не надо, нажрался дряни и добро бы по делу, а то без всякого толку материться стал. Самогоном и басоромщиной разве крупную буржуазию удивишь, а нашего брата... Ты где сейчас живешь: в Китеже или в Архангельске?
— Конечно, в Архангельске.
— Про него и пиши. Про то, скажем, как генерал Миллер отсюда вместе с Антантой утекал... А еще лучше, знаешь, чего? Если тебя уж очень стихами несет, написал бы ты куплеты про третью роту, про то, как там дневальный и дежурный печь с непрогоревшими головешками закрыли и угару напустили. И еще про хозкоманду: там тоже растяпы нашлись, хомуты попутали и коням холки сбили...
Направив заблудившееся молодое дарование на тернистую стезю сатиры, военком приступил к делу, приведшему его в библиотеку:
— Дай-ка мне газет старых и покажи, что из плакатов осталось.
Газет на полк приходило до смешного мало. Часть из них подшивалась, остальные раздавались под расписку политрукам рот. Военкому пришлось удовольствоваться тремя старыми номерами «Бедноты».
/
Пока завбиб копался в плакатах, военком взялся за просмотр лежавшей на столе «Книги вопросов и ответов». Это был неведомо каким путем добытый исполинский конторский «гроссбух», пронумерованный, прошнурованный и скрепленный сургучной полковой печатью. Придавая «Книге» значение ценного документа, военком был прав: сохранись она, скажем, до 1960 года, от такого экспоната не отказался бы ни один исторический музей.
Однако новое дело привилось не сразу: охотника задать первый вопрос долго не находилось. Тогда военком
«для приманки» сам сочинил несколько закомуристых вопросов и сам же продиктовал завбибу обстоятельные на них ответы. Ледок недоверия был сломлен, и книга, положенная на стол в клубной читалке, ожила и скоро приобрела общеполковую известность.
Писалось в ней всякое — и очень важное и самое пустое, грустное и веселое, умное и глупое. Больше половины бойцов были неграмотны или малограмотны, но, несмотря на это, из книги можно было вычитать многое. На большинство вопросов отвечал завбиб, на вопросы военные — «военспец», адъютант полка, бывший прапорщик царской армии Потапенко. Вопросы, задевавшие острые политические и экономические стороны жизни, поступали на рассмотрение самого военкома Сидорова, проявлявшего исключительную находчивость даже в самых трудных случаях.
Сегодня, например, военкома поджидал такой «вопрос»:
«Палучил с Царицинской губерни сваво брата писмо. У ево продразверсты и беднота забрали 160 пудов паша-ницы, овса 70 мер а гречку тую выгребли всюю бес остан-ку. Когда брали говорили армию кормить надоть. Только я сдесь в Архандельске окромя овсянки с остюгами и не-укусной конбалы другой пишши невидаю. Тая гречка и пашаница мимо мово рта в чужую брюху попадила».
Профессиональный навык помогал военкому разбирать писанину любой степени грамотности. Прочитав «вопрос», он энергично выругался, но за ответом дело не стало.
— Пиши!—сказал он, кладя книгу перед завбибом.— Пиши крупнее и четче, чтобы все прочитали!.. «Ввиду голода в промышленных городах вопрос задан несвоевременно, тем более, что мы, находясь нынче на тыловом гарнизонном положении, вкусных разносолов не заслуживаем. Есть дети и больные, которые гречневой каши больше нашего хотят. Вопрос этот написал кулацкий брат не от политической несознательности, а от того, что у него брюхо к блинам, шанежкам и салу приучено. Кто настоящий голод видал, такой муры писать не станет».
Был в книге и другой сюрприз. Некий «боец Оськин» спрашивал: «Какую книгу прочитать, чтоб стать зараз инженером, артистом, доктором и музыкантом на всех инструментах?»