— Поясняй.
— Предыдущий владелец в этом обществе вырос с детства. Не все его дела, стань вдруг известными чистокровным, обойдутся без последствий. Намёк понятен?
— Если я буду думать, о чём не должен, это могут прочесть? Рано или поздно?
— Да, и не "могут", а прочтут, причём очень рано. С очень плохими последствиями для тебя лично. Я не шучу и не нагнетаю, как ты говоришь. То, что ты читал по законодательству в рабочем кабинете, голая декларация. По большей части не соблюдается.
— Каким образом мой предшественник сохранял свои секреты от чистокровных, если о них даже думать нельзя?
— Ряд специфических прикладных навыков, ты ими пока не владеешь. Предвосхищая следующий вопрос: если начну объяснять, это час времени. Даже тебе. Предлагаю отложить на пару часов — у тебя сейчас весь фокус на разговоре с женой.
— Как сделать, чтобы мои мысли не мог читать никто?
— Отвечу позже. Варианты есть, но мне нужно время, чтоб выстроить новую схему под тебя. Прошу дать время на подготовку окончательного ответа.
— Сколько?
— До суток.
— Ты сейчас производишь впечатление напарника, который назначен мне приказом сверху, причём на территории, которая для меня чужая и незнакомая. Я типа уеду в итоге, а тебе оставаться. Мне кажется или...
— Можешь не разжёвывать вслух. Достаточно просто думать, я буду всё видеть. Есть встречное предложение: давай на ближайшие несколько суток ограничения на общение сформулирую я?
— Почему так?
— Интересы твоего нового тела с моими совпадают полностью, уж можешь поверить, — и снова сарказм. — В обстановке я ориентируюсь лучше тебя, потому что ты нездешний. В отличие от привычной тебе среды, здесь даже думать надо уметь правильно — противное чревато. Ты пока не умеешь.
— Намекаешь, если я чего-то опасного не знаю, то и повредить этим себе не смогу?
— Не намекаю, а прямо говорю. Да. Твоё самоограничение по информации на ближайшее время — самая лучшая стратегия. Это мой однозначный прогноз.
— Подробнее.
— Твоё тело было амнезировано; если здешним языком, имело место ментальное воздействие выше пятой категории. Это зафиксировано официально в твоём личном профайле на сервере правительства.
— Менты подсуетились?
— Они. Сейчас ни у кого не будет сомнений, если ты не будешь соображать по любому поводу. Можешь тормозить, не врубаться, путаться, творить ересь — без проблем.
— Прикольно. Спасибо за ориентиры.
— Не за что. Гораздо хуже, если ты будешь упрямо крутить в голове информацию, которую никому и знать нельзя. У тебя есть вредные физиологические привычки в мыслительных процессах: ак...
— Понял, теперь ты не разжёвывай. Знаешь, на что сейчас похоже? Один из пары, пользуясь моментом и беспомощностью второго, увеличивает свой вес в иерархии.
— Я машина, у меня отсутствует мотивация для подобного. Кстати, тебе очень повезло, что твой первый опыт общения пришёлся на здание Вавилона: если бы та же Фролова могла тебя эффективно читать, ты бы сейчас так не веселился за рулём.
Деликатно умалчиваю, что доставшаяся в наследство техника похожа на что угодно, только не на бессловесную машину. У меня уже сформировались кое-какие ощущения от нашего общения, но торопиться с выводами не следует. Особенно с учётом непрозрачности браслета для меня и наоборот — моей полной прозрачности для железяки.
Вслух, разумеется, ничего подобного не говорю.
— Тебе известно, каким образом пятеро убитых обошли защиту? — ну а вдруг.
Хотя я уже предполагаю, что услышу.
— Нет, только предположения.
— Поделишься?
— Носимое оборудование из закрытого списка.
Занятно. Что-то в нашей беседе не стыкуется.
Странный образец техники тут же реагирует на последнюю мысль:
— Насчёт того, что ты сейчас думаешь. Есть очень простой способ перестать меня бояться: сбрасываешь мои настройки до заводских и вся наработанная память обнуляется. Начинаем с чистого листа.
— Я подумаю, — обещаю искренне. — Не сторонник радикальных решений впопыхах. Сколько времени занимает сама операция?
— До пяти минут. Александр!
— Да?
— При других ты-прежний просил подобным образом не общаться. Это ещё в силе?
— Да.
Кажется, я теперь знаю, какую роль в личной жизни предшественника играл этот прибор. Снова хочется смеяться.
— Нет, сейчас я твоих гормонов не трогаю, — браслет отвечает на вопрос, который я опять не задал. — Последний запрет на любую гормональную коррекцию принят и исполняется.
— Что тебе известно о моих заблокированных счетах? — возвращаюсь к тому, с чего начинали, но не закончили.