Было пять часов вечера, улицы в это время многолюдны, народ торопится домой после трудового дня. Но никто не пожелал в эту минуту пройти мимо. Бесплатные трюки не часто увидишь. И это не кино.
Машина плюхнулась в воду, подняв столб воды. Мутная пена канала вздыбилась, разгоняя в разные стороны волны.
«Плимут» с разбитыми стеклами быстро заполнялся водой, но Люк не мог выскользнуть из машины, он был мертв. Однако вода подняла легкую крышку чемодана, и бумага начала всплывать. Пачка за пачкой, словно пухлые рыбки, вырывались на поверхность и рассыпались карточным веером по воде. Открылась крышка второго чемодана, и новый поток денег рванул на свободу, словно им не хватало воздуха.
Стодолларовые ассигнации тонким слоем покрывали тихие воды канала. Денежное пятно расплывалось в разные стороны и становилось все больше и больше, пока, наконец, не перекинулся денежный мост с одного берега на другой.
Ни одно следствие уже никогда не определит, кто первый крикнул слово: «Деньги!»
Толкая друг друга, сбивая с ног и ступая подошвами по лицам, обезумевшая толпа рвалась к берегу с воплями и выкриками.
Ни одно следствие теперь не сможет сказать, кто первый прыгнул в воду. Прыгали все, даже те, кто не хотел. Их прижимали к низкому парапету, толкали, и, переваливаясь через него, они летели в воду.
Многие из них не умели плавать, но кто в этот момент думает о таких мелочах.
Вскоре канал заполнился людьми, которых было больше, чем денег. Над водой стоял гул, как над пчелиным ульем. Тут никто никому не подавал руки.
Можно было расслышать отдельные вопли, если только хорошо прислушаться: «Отдай!», «Мое!», «Спасите!», «Тону!», «Не тронь!», «Руку! Дайте руку!…»
5. Повышение и отставка
Толстый слой пепла упал с сигары на брюки главного редактора «Мичиган пост», но он этого не заметил, он был поглощен чтением.
Майкл Кэрр сидел в кресле напротив и с нескрываемым удовольствием наблюдал, как его шеф пожирает глазами то, на что Кэрр угробил всю ночь. Ради такого зрелища можно забыть об усталости и покое.
В кабинете Хэнка Майера стояла привычная духота, окна здесь не открывались, слишком много шума и пыли летело с улицы, Манеру не мешала дымовая завеса, которая выжигала глаза. Женщины этот кабинет не посещали.
Прошло больше двадцати минут, а Майер продолжал читать, бесконечно дергая себя за мочку уха. Кэрр знал, что это хороший признак. Если шефу не нравился материал, то он уже через минуту начинал строить обезьяньи гримасы, а через две — отбрасывал его в корзину для мусора.
Кэрр налил себе еще полчашки кофе, чтобы не уснуть здесь же, в кресле, и выпил его залпом.
Наконец, шеф отложил бумаги и взглянул на репортера.
— Ну, что ж, мой мальчик, я доволен тобой. Я никогда не сомневался в твоих способностях, но на этот раз ты превзошел все ожидания. Твоя статья пойдет в сегодняшнем вечернем выпуске на первой полосе под шапкой «Конец криминального банкира».
— Я рад, шеф, что оправдал ваши надежды. Правда, эта эпопея с Дэйтлоном стоила мне здоровья, но я сделал то, что хотел.
Майер снял очки, посмотрел на стекла и, убедившись в их чистоте, водрузил на место.
— Я должен сдержать свое обещание, Майкл, и хочу предложить тебе место редактора отдела информации, куда входит светская, криминальная и спортивная хроники. Ты по праву заслужил это кресло.
— Я ждал слишком долго, сэр. Правда, я рассчитывал получить только должность редактора криминальной хроники, не больше. Но дело не в этом. Вы знаете мистера Герница?
— Кто же его не знает?! Газетный король Нью-Йорка.
— Совершенно верно. Он сейчас в Чикаго. Впрочем, все газетчики сейчас в Чикаго. На днях я имел с ним беседу. Беседа состоялась по его инициативе. Мистер Герниц предложил мне возглавить одну из его крупнейших газет «Нью-Йорк стар». Я дал ему положительный ответ. Этот отчет или статья, как хотите, мой прощальный поклон «Мичиган пост». Здесь я вырос, здесь я научился работать.
— Ты обижен, Майкл? Я понимаю, история с интервью, которое ты взял у Дэйтлона, сильно обидела тебя. Я признаюсь, я струсил. Но мы не так богаты, как мистер Герниц, и не можем рисковать газетой и собственной головой.
— Забудем об обидах, шеф. Просто я уже вырос из коротеньких штанишек. Я хочу иметь свое дело и управлять им по-своему.
Кэрр встал и направился к двери. Все решения он принял, все мосты сжег, и ему предстояла новая жизнь. Он еще не начал работать в новой должности, но уже не работал в старой.
Кэрр вышел на улицу, сел в машину и поехал в полицейское управление. Он должен был повидать Чинара. Эд очень обиделся на него за публикацию снимков Легерта в ресторане, где гулял Дэйтлон. Это был сильный удар по всей полицейской системе. Майкл не считал себя виноватым. Он выполнял свою работу, а Легерт напился так, что чуть не лез в обнимку к «преступнику номер один».
Последствия оказались плачевными. Окружной прокурор и комиссар полиции подали в отставку. Губернатор принял их рапорта, но не пожелал дать аудиенции двум китам из системы правосудия.
Чинар был умным человеком и понимал, что Кэрр делал свою работу, но назвал это ударом в спину. Прошло немного времени, и они помирились. До Кэрра дошли слухи, что Легерт закрывает последнее дело и на днях передает свои полномочия Чинару. Губернатор будто бы сам назвал Чинара, как единственного преемника Легерта.
Кэрр считал, что обязан поздравить друга с повышением и похвастаться своим новым постом и скорым переездом на восток.
Чинара он встретил в дверях. Тот куда-то торопился.
— Эй, Эд… Ты куда летишь? На пожар?
— Извини, Майкл, но у меня нет времени. Чинар подошел к патрульной машине и сел за руль.
Кэрр не растерялся, обежал машину вокруг и сел на соседнее место.
— Я с тобой. Надеюсь, ты не возражаешь?!
Чинар несколько секунд подумал, затем сказал:
— Ладно, поехали. Но сенсаций не будет.
— Мне уже плевать на сенсации. Я свою работу закончил.
— А я еще нет.
Чинар завел двигатель, и машина рванулась вперед.
— Тебя можно поздравить, Эд? Комиссар полиции в тридцать лет — это уже сенсация! Ты войдешь в историю!
— Меня не с чем поздравлять, Майкл. Я отказался от назначения и подал в отставку.
Кэрр мотнул головой, словно ему в лицо лезла назойливая муха.
— Что за чепуха?! С какой стати? Ты что, заболел?
— Нет, это страна больна, а я не тот врач, который может ее вылечить. Смешно было смотреть, как три губернатора читали свои речи во славу полиции и восстановления ее чести. Сплошная фальшь! Куда ни глянь, кругом подделка, фальшивка, подтасовка. И этим занимаются люди, которым мы вынуждены подчиняться!
Кэрр смотрел на приятеля глазами, полными недоумения.
— Прости, Эд. Я человек поверхностный, снял пенки, перебросил их на первую полосу, и забыл, но все-таки я не полный болван, чтобы не понять элементарных вещей. Объясни-ка мне ход своих мыслей.
— Да нет у меня никаких мыслей! У меня есть глаза, и я вижу, что вокруг нас творится. Что-то я понимаю, что-то нет. Но есть вещи, которых я не приемлю. Дэйтлон и его банда тысячу раз заслужили наказания. Но кто дал полномочия федеральной полиции расстреливать преступника без суда и следствия, в то время когда его арест не представлял из себя никаких проблем?! Всю банду перебили, как бешеных псов. Народ не получил ни одного ответа на тысячи вопросов.
— Погоди, Эд. Но главное, что банда уничтожена! В городе возродится покой и порядок. Не будет невинных жертв. ФБР выполнило свою задачу и добило всех. Жаль, что я не видел этого.
— А ты знаешь, сколько погибло невинных людей? Только за то, что они похожи на Грэйса, погибло четырнадцать человек. За то, что ребята напоминали собой Феннера, расстреляно двадцать три человека. Но настоящего так и не нашли. Вот что такое «охота без милосердия». Вот с чем нас поздравлял губернатор, и это еще будет иметь свой отклик и последствия. И это не конец! Ты и тебе подобные будут раздувать философию на страницах книг и газет, что в нашей стране больше интеллекта и культуры, чем где бы то ни было в мире, что у нас царит дух предприимчивости, которому Старый Свет может только завидовать. И в это же время мы действуем методами первобытных получеловеков. Мы называем себя свободными, но мы свободны только в том, чтобы делать из себя ослов. Близорукость, слепота, глухота и глупость!