И все же, несмотря на все мое безмерное изумление, я не терял времени даром и метким выстрелом сразил птицу, которая комком полетела вниз.
Пато бросился за добычей, но не пробежал и половины пути, как вдруг вновь остановился и, напрочь забыв об убитой дичи, сделал стойку, которой позавидовал бы любой пойнтер. О, чудо! Еще один фазан! Вновь грянул выстрел… Еще одна жертва камнем полетела к земле…
Пока я подбирал окровавленный трофей, Пато куда-то исчез. С любопытством и нетерпением ждал я дальнейшего развития событий. Пато все не появлялся… Прошло минут десять… Я начал терять терпение и отправился на поиски собаки и дичи. На том месте, куда предположительно должен был упасть второй фазан, я нашел только несколько окровавленных перышек, из чего сделал вывод, что птица всего лишь подранена, а не убита.
Я принялся звать Пато и свистеть на все лады. Примерно в 200 метрах от меня раздался какой-то шум, потом до меня донеслось чье-то жалобное рычание. Я бросился на голос… Вообразите мое изумление, когда я нашел моего пса лежащим около убитого им и совершенно не поврежденного фазана, которого он не решился мне принести, потому что тот был слишком велик.
Такое начало в столь нежном возрасте сулило в будущем гораздо большие успехи, чем я сумел бы надеяться иметь у собаки даже с очень хорошей родословной.
Пато не только оправдал все мои ожидания, но и намного превзошел все самые смелые мечты.
Через неделю я взял его с собой в Солонь. Приехав раньше друзей, я в четыре часа пополудни отправился побродить по вересковым зарослям на берегу пруда. Пес мой тут же сделал стойку, и у него из-под ног взлетел целый выводок молоденьких куропаток. Я подбил одну птичку, и она скрылась в густой траве у самой кромки воды. Пато бросился вперед, нашел куропатку, придушил ее и лег рядом. Мне представится удобный случай обучить собаку приносить убитую дичь, ибо до сих пор он носил только поноску, например мои тапочки.
Я взял куропатку и бросил в сторону:
— Аппорт, Пато!
Славный пес все тут же понял и безо всяких колебаний сделал то, что я от него требовал.
Первый урок был столь успешным, что в последующие пять часов я убил еще шесть куропаток, и Пато мне их приносил без малейшей просьбы с моей стороны.
На следующий день мои друзья-охотники не смогли удержаться и обрушили на голову моего бедного песика град язвительных насмешек и грубоватых шуточек. И в самом деле, мой чудачок выглядел ужасно жалко по сравнению с их роскошными пойнтерами и спаниелями.
С невозмутимым видом выслушал я все насмешки, ибо был уверен, что очень скоро Пато им всем покажет, кто из нас прав.
Черт побери, ждать мне пришлось совсем недолго! Представьте себе изумление моих друзей, когда Пато сначала выпугнул мне под выстрел зайца, затем тотчас же сделал стойку над куропаткой, принес мне их, как взрослая двухлетняя собака, потом бросился в заросли преследовать подраненную куропатку и с победоносным видом положил ее, уже придушенную, но совершенно целую к моим ногам. Подвиги Пато были встречены всеобщими одобрительными и восхищенными криками:
— Браво, Пато. Браво, собачка!
В течение трех последующих дней Пато действовал на диво успешно, к вящему удовольствию моих друзей, ибо он стал всеобщим любимцем.
И вот я вернулся домой счастливым обладателем шестимесячной собаки, существа ужасно неказистого, беспородного, которое без всякой дрессуры и натаскивания проявило несравненную смекалку и поразительную ловкость.
Увы, мне следовало бы его пощадить, обращаться с ним более бережно, кое-чему научить…
Но Пато так полюбил охоту, он так заливисто лаял, когда видел, что я не хочу брать его с собой, что я уступал, частично из сочувствия к его переживаниям, частично из собственного эгоизма, ибо благодаря стараниям Пато я никогда не возвращался домой с пустыми руками.
Достаточно сказать, что в течение трех недель я добыл 14 фазанов и не потерял ни одного!
Пато превосходно искал дичь, шел по следу медленно и осторожно, прекрасно делал стойку, и к тому же мне совершенно не приходилось беспокоиться о подраненной дичи.
Пато много трудился, и притом ежедневно, аппетит у него был отменный. Сам он был всегда бодр и весел.
В конце октября я вновь привез Пато в Солонь, где он еще больше поразил моих друзей своими успехами.
На третий день нашего пребывания в Солони Пато внезапно отказался от похлебки и не пожелал покинуть мою комнату. Я приказал принести молока, его излюбленное лакомство, он немного полакал из миски и снова лег на коврик.