Выбрать главу

– Что-то слышала, но не помню.

– Да, ее мало кто знает. Она два года назад приехала из Харькова, удачно вышла замуж и вдруг… Трагедия! Просто ужас!

– Что случилось, Маргарита Львовна?

– Недавно муж Дубровской погиб! Взорвался в собственной машине… Понятно, что Вера вся на нервах, а ей режиссер Фурман предложил большую роль.

– И она будет играть?

– А куда она денется?.. Ой, девочки – актрисы это рабыни обстоятельств! Но ты, Оленька, можешь ей помочь. Ты похожа с Дубровской почти как две капли. Поверь мне – опытному гримеру. Я немного поработаю с твоим лицом, и вас никто не отличит даже на крупных планах…Пока она в трансе, ты будешь ее подменять! Хочешь?

– Хочу…Очень хочу, Маргарита Львовна!

– Я для вас просто Марго… Сейчас я звоню Вере, и мы все устроим. И для Ванды роль найдется…

Гримерша набрала на мобильнике номер и замерла, ожидая ответа…

– Странно, девочки! Что-то Дубровская не отвечает.

* * *

Из лежащего на столе телефона донеслись нежные звуки фортепьяно. Вальс Грибоедова звучал сначала тихо, потом громче, а затем начал работать виброзвонок. Аппарат стал жужжать, дрожать и двигаться по гладкой поверхности стола… Шпунт схватил вибрирующий мобильник, бросил его на диван и прикрыл подушкой.

Николя в этот момент проводил обыск на кухне, а Злотников осматривал кабинет таможенника.

Телефон отключился, но вскоре кто-то позвонил еще раз… Из-под подушки вальсок звучал вяло и жалобно. И вибрировать мобильнику было сложно.

Шпунт победно усмехнулся и подошел к пленнице.

Актриса Верочка Дубровская сидела посреди гостиной, привязанная к стулу. Одежда на ней была спальная – что-то легкое, короткое и кружевное.

Веревки были крепкие, но Шпунт решил проверить, насколько плотно они прижимают тело жертвы. Особенно в районе груди… Он зашел сзади и осторожно начал пропихивать вниз ладони.

Вера вздрогнула, задергалась и зарычала. Если бы не лоскут пластыря на ее губах, актриса сказала бы Шпунту всё, что она о нем думает. Она была родом из Харькова и с детства умела отлично выражаться на малороссийском «суржике» – яркой смеси полтавского с нижегородским.

Такое сопротивление только раззадорило Шпунта. Он попытался перейти к более активным действиям, но на шум прибежал сначала Николя, а потом пришел Ефим Злотников. Он, как главарь этого сообщества, не мог допустить анархии и всяких шалостей.

– Ну, всё, Шпунт, ты меня достал! Убери от нее руки!.. Ты забыл, зачем мы сюда пришли? Так я тебе, Игорек, напомню…

В голову Ефима Борисовича вдруг пришла умная мысль. Он вспомнил байки про то, как менты нагло разводят подозреваемых, играя в злых и добрых следователей.

Только что Шпунт, не думая об этом, сыграл нехорошего «мента». А он, Фима Злотников по кличке «Червонец», сейчас изобразит доброго дядю.

Ефим выдернул Шпунта из-за стула, встряхнул его и поставил перед пленницей. Убедившись, что Дубровская смотрит на них, Червонец произнес четко и с интонацией благородного графа:

– Я не позволю вам, Шпунт, так обращаться с женщиной!

После этого Ефим Борисович выдержал небольшую паузу и неожиданно правым кулаком врезал Шпунту в левую челюсть.

Нокаута не получилось, но был страшный грохот. Бедный Игорек Фокин отлетел в угол, где стоял большой керамический слон индийской работы… Сам-то слон удар выдержал, но на спине этого восточного гиганта стояла этажерка из бамбука, а на ней пальма в ярком горшке.

После того, как голова Шпунта потревожила слона, бамбук заскрипел и зашатался, размахивая пальмой… Наконец всё грохнулось! Лежащий на полу любвеобильный Игорь был засыпан землей, зеленью и осколками горшка, который Вера из Харькова называла красиво – вазон.

Шпунт приподнялся, растирая по лицу чернозем с кровью. Он громко произнес обличительную речь… Если убрать эмоции, то в словах Игоря было всего три мысли: «Это полный беспредел! А что я такого сделал? Ну ты, Червонец, совсем оборзел».

Смотревший на это Николя не стал выражать солидарность напрямую, но для порядка пару раз недовольно крякнул… Нет, если по делу, то можно и рожу начистить, но зачем же без повода. Несправедливо это!

Ефим Борисович сделал предупреждающий жест. И все замолкли… Он приблизился к Вере и начал ласково снимать пластырь с ее губ. При этом Червонец сделал доброе лицо и заговорил отеческим голосом.

– Только не надо кричать. Давайте, Верочка, спокойно поговорим… Мои друзья – хамы! Они не умеют вести себя с женщинами. Но надо и их понять. Ваш муж взял у нас очень ценные вещи. Хотел отдать, но как-то вдруг взорвался… Вы на них больше не сердитесь, или мне опять пластырь лепить?