В первую тысячу лет (приблизительно) существования СВАШ здесь было всего четыре корпуса: Гонория, Беды, Освальда и Паулина. Всего несколько лет назад начали принимать девочек и основали для них пятый корпус, Лайтфут. В письме, уведомлявшем меня, что я принята, сообщалось, что спальни Лайтфута расположены в одном из наиболее «современных» зданий, и я рассчитывала на сосновые панели, обилие стекла и центральное отопление. Выяснилось, что этот дом построен в 1550-м, окна ромбиками и причудливые спиральные дымоходы. Конечно, для СВАШ постройка 1550 года – новье.
Мне досталась комната на третьем этаже, в конце коридора с панелями эпохи Тюдоров. За массивной дубовой дверью обнаружилось и правда вполне современное помещение – мебель из ДСП, синие ковры, словно в офисе, и какая-то девочка уже обустроилась здесь. От привычки думать фильмами так просто не отделаешься. Моя первая встреча с будущей соседкой в сценарии выглядела бы так:
ГРИР (улыбаясь). Я – Грир. Как тебя зовут?
Соседка пренебрежительно оглядывает Грир с головы до ног.
СОСЕДКА (закатив глаза). Господи боже!
С тех пор я мысленно именовала ее «Господи-боже», потому что меня это забавляло, а в СВАШ особых поводов для веселья не имелось. Позднее выяснилось, что звать ее Бекка. Она чокнутая на лошадях, развешивала на стенах фотографии своих пони, как я – своего папы. Может, и скучала по ним, как я по папе, хотя мне этого не понять.
На этом диалоги в первой части моей истории заканчиваются. Потом их будет предостаточно, однако придется, как ни печально, признаться: в первом семестре со мной никто особо не общался. Учителя задавали на уроке вопросы, «подавальщицы» могли уточнить: «Жареную или пюре, лапонька?» (От их говора меня пуще прежнего тянуло домой.) И Шафин, паренек из моей учебной группы, бормотал порой: «Термальная стабильность нитратов подчиняется тем же закономерностям, что и у карбонатов».
Господи-боже, хотя и жила со мной в одной комнате, до конца семестра со мной не разговаривала, да и тогда заговорила только потому, что я получила Приглашение. Теперь я думаю, будь у меня в первом семестре больше друзей, да хоть сколько-нибудь друзей, я бы никогда не приняла Приглашение. Наверное, я приняла его от одиночества. Хотя что уж увиливать: я приняла его, потому что меня пригласил самый красивый мальчик в школе.
То есть Генри де Варленкур, разумеется.
Вы, наверное, уже читали о нем в интернете, на той посмертной странице, что ему сделали в «Фейсбуке», или видели его фотографию в новостях. Но тогда он еще не был знаменит – в дурном или хорошем смысле – за пределами своей компании. Вроде бы о мертвых не полагается говорить плохо, так что скажу одно: по внешнему его виду никак нельзя было угадать, какое это чудовище.
Мне теперь приходится напрячься, чтобы представить его таким, каким я его увидела впервые, чтобы передать то первое впечатление, не примешивая к нему то, что мне известно теперь. Попросту говоря, это был самый красивый парень, какого я видела в жизни, – в свои семнадцать лет он вырос уже высоким, волосы светлые, глаза голубые, загар. Все, кто оказывался рядом с Генри де Варленкуром, глаз с него не сводили, даже если притворялись, будто особо и не глядят на него. Даже братья, похоже, его побаивались. Его никогда не наказывали, и не потому, что он никогда ничего не делал дурного, а потому, что ему всегда удавалось вывернуться. Он был похож на ту классную сковороду из рекламы, к которой ничего не прилипает. Он считал себя неуязвимым. Но он ошибался.