Всего в сарае оказалось полтора десятка бомжей. Двое или трое еще дергались и стонали. Когда колонна стала покидать место охоты, сарай уже горел дымно-оранжевым пламенем.
* * *
Город появился внезапно, лежа внизу, в котловине. В мутном мареве дрожали размытые огни, над огромной чашей, населенной людьми, висел тяжелый дым. Наступал еще один вечер, точно такой же, как и тысячи прошлых вечеров.
Он спускался к городу, чувствуя в своем сыром сознании непонятный страх. Раньше он ничего не боялся. Ему, выросшему в таежной заброшенной штольне, были нипочем ни морозы, ни хлесткие весенние пыльные ветра, ни щелкающие пасти волков, ни смертоносные лапы медведя. Хищников он не боялся - они боялись его, чувствуя в нем природу, отличающуюся от прочих двуногих. Он же сам легко справлялся в самых сложных ситуациях без огнестрельного оружия, раны и травмы считал как само собой разумеющееся, поэтому понятие о боли у него отличалось от человеческого.
Теперь он опять хотел есть, и голод гнал его вниз, в дым и огни. Голод был сильнее страха, но чем ближе становился шум Читы, тем нерешительнее делались его шаги. Но все равно он перемещался уже по убогой окраине, в темноте, среди развалин и одноэтажных деревянных домов. Он уже решил искать место для лежки, как вдруг сзади показались яркие огни и раздался скрежет. Зачарованный огнями, он замер.
Это был милицейский "УАЗ", и от отца он знал, что на свете есть такие люди - менты, которые носят форму, и у них есть оружие, от которого нет защиты. И что ментов надо бояться. Но тут он словно все позабыл. Он смотрел на две фигуры, которые неторопливо приближались к нему.
- Ох, ни хера себе, снежный человек, - присвистнул один из них, - ты посмотри, какое чучело.
Действительно, для них он был более чем экзотическим субъектом: в самодельной обуви из шкур, в старом отцовском бушлате, подбитом во многих местах шкурками белок, при этом с обветренной грубой кожей и темными, почти без зрачков, глазами. Ростом он превосходил обоих полицейских чуть не на две головы.
- Откуда ты, чудо, - насмешливо спросили его. Он умел говорить, правда, очень неуверенно, как недавно заговоривший немой. Но сейчас он просто неопределенно махнул рукой в сторону леса.
- Ты чего машешь руками? Немой, что ли? Документы есть? Откуда идешь?
Молчание.
- Да ладно, бомжара какой-то. Немой и правда, наверное. Пусть идет.
- Не, смотри, у него кровь на бушлате.
На куртке и, правда, остались пятна крови - шесть часов назад он поймал в молодом соснячке куропатку и, наскоро ощипав, съел сырой. Руки и лицо он по привычке протер снегом, но на бушлате осталось несколько свежих пятен.
Он видел, как они подходят к нему вплотную, и еще не до конца понял, что происходит, как сознание дало команду - защищайся! В следующее мгновение сержант агонизировал у колеса машины, захлебываясь булькающей из вырванного кадыка кровью, а второй, не успев вскинуть автомат, ощутил, как в оба глаза вошли невероятно жесткие и сильные пальцы. Он прожил на полчаса дольше своего напарника...
* * *
Серо-зеленый потрепанный микроавтобус пробирался между мусорных пирамид. Журналисты газеты "Окраина" выехали на городскою свалку. Несмотря на недовольство редактора, которого все называли просто - командир, для поднятия духа во время поездки приняли по кружке изумительного брусничного самогона, который прихватил с собой приглашенный доброволец - видеооператор. Учитывая эффект "старых дрожжей", доза оказалась для него убойной, и когда "Тойота" замерла у кучки греющихся у костра людей, оператор, настроив перед этим тщательно камеру, выпал из передней дверцы, чем очень расположил к себе обитателей свалки.
Впрочем, ни тортам, ни прочим угощениям бомжи особо не обрадовались. И не потому, что им не привезли еще и водки. Они были угрюмы, сосредоточены и перед приездом корреспондентов обсуждали явно что-то очень важное. Наконец, один из них, самый авторитетный, представившийся Валерой-пальцем, отвел редактора в сторону и долго о чем-то ему говорил. Вернулся редактор в машину уже совсем в другом настроении.
- Ох и ни хрена ж себе, что мне сейчас рассказали. Санек был с утра в городе, виделся там со своими. По слухам, вчера ночью в заброшенном дачном кооперативе за кладбищем кто-то расстрелял бомжей. Вроде как приехали на нескольких джипах, устроили охоту, а потом трупы стаскали в сарай и подожгли. Человек десять завалили, не меньше.
- Так надо поехать туда! Я знаю, где этот кооператив. Рядом совсем! - взвился его заместитель по кличке Старпом.
- Олег, сможешь? - спросил редактор владельца автобуса. Тот молча кивнул и повернул ключ зажигания.
* * *
Новые друзья Михи оказались людьми деятельными, особенно Виктор. С его подачи возле Михиной землянки началось самое настоящее строительство. Долбить мерзлую землю было тяжело, но мощные костры за сутки прогрели грунт на полтора метра. Стены образовавшегося котлована укрепили тонкими стволами сосенок, дно закидали ветками устелили картоном, принесенным с городских мусорных баков. Через два дня над объемной землянкой уже высился бревенчатый скат, крытый полиэтиленовой пленкой, а внутри уже потрескивала самодельная печь из камней, с листом железа сверху. Приятно пахло свежим деревом от срубленных нар и стола. Рядом что-то подобное строили себе Гендос и Тамара. Впрочем, и там большую часть работы делал Виктор - его большое крепкое тело словно изголодалось по такому вот простому и тяжелому труду.
О себе он рассказал мало - служил в армии, поссорился с командованием, ушел в отставку, мыкался без работы, потом познакомился с одним дельцом, который сблатовал его нелегально мыть золото в лесу. В конце осени, изъяв весь намытый шлих, делец вывез бродяг в город и аккуратно передал в руки оперов из ОБЭП, предусмотрительно подкинув в карман Виктора бутылек с десятью граммами желтого песка. Пока отбывал срок, жена Виктора развелась с ним, продала квартиру и уехала куда-то в Краснодарский край.
Все это время Наталья находилась как в анабиозе. Понимая ужас всего происходящего, она несколько раз мысленно уговаривала себя вернуться в город и что-то делать, чтобы не выпадать из общества, но другое чувство подсказывало ей, что она никому там не нужна. А здесь после тяжелой работы, у костра, за кружкой чая и немудреной едой было по-семейному уютно и спокойно. А еще рядом был Виктор. Она еще не встречала таких мужчин в своей жизни - решительных, умелых и сильных. В конце каждого трудового дня он, сказав обязательную фразу: - Так, девчонки, не подсматривать, - брал полотенце и шел в лесную чащу. Там, раздевшись догола, он купался в снегу, потом растирался полотенцем. Возвращался к костру свежий, раскрасневшийся, с тающими на ресницах льдинками. Его пример стал заразителен и для других мужиков. Женщины же мылись в землянках, одалживая у Михи ведро, ковш и таз. Тут же и стирали белье, вывешивая затем его на мороз.
Построенную землянку Виктор разгородил на две части - в одной поселилась Наталья. Он относился к ней ровно, вежливо, но не выделял ее из остальных. Впрочем, ни о каком романе она и не думала - ей было просто хорошо оттого, что он рядом.
* * *
Микроавтобус полз вверх по лесной дороге. Вокруг на деревьях висели тяжелые шапки недавно выпавшего снега, и сейчас он светился миллионами кристалликов под уже почти весенним солнцем. Чуть позади осталось городское кладбище, кругом стояла тишина, и как-то не верилось, что еще ночью тут в свете фар и грохоте выстрелов к небесам рикошетом летели обреченные души. Но вот за поворотом внезапно вырос другой микроавтобус - "УАЗ"-таблетка. У обугленных останков какого-то строения возились мужики в штатском и в форме. Широкий прапорщик с крупным мясистым лицом, смешно косолапя, подбежал к машине с корреспондентами.