Останавливая поток слез, я вглядываюсь в глаза Касу, а потом просто приподнимаюсь на носочках и нежно накрываю его губы своими. Ангел прижал меня к себе, отвечая на поцелуй.
– Я люблю тебя, – оторвавшись от моих губ, тихо произнес Кастиэль.
– Я тоже люблю тебя, – ответила я, кладя голову ему на плечо.
– Так вы любите друг друга? Рад за вас… – наигранно весело произнес Дин, но глаза выдавали его с головой. В них читалась такая боль и тоска, что у меня разрывалось сердце. Я просто смотрела на его глаза цвета молодой листвы, и по щеке снова прокатилась слеза. Где-то глубоко внутри себя я понимала, что снова безоглядно влюбилась. Вот только совсем не в ангела…
========== Исповедь ==========
Прохладное июньское утро. Вернее еще даже не утро, ведь солнце до сих пор не взошло. Смотрю на часы на моем мобильном: 4 часа утра. Еще слишком рано, нужно поспать еще хоть немного, ведь мы и так легли спать не раньше полуночи. Я ворочаюсь с бока на бок, но сон никак не хочет возвращаться. В голове кружится целый рой странных мыслей, которые не дают мне безмятежно упасть в объятия Морфея. Наверное, именно это обычные люди называют угрызениями совести. Странно, ведь я уже очень давно не чувствовала уколы совести, в последний раз эта дамочка пожирала мою душу, когда я впервые украла яблоко на рынке. Интересно, что же меня так меняет, причем далеко не самым выгодным для меня образом?
Проворочавшись еще минут двадцать, я бесшумно встала и, прихватив свои балетки, на цыпочках направилась к выходу, боясь разбудить Винчестеров, которые мирно сопели на своих кроватях. Хорошо, что я увалилась спать прямо в одежде, а то собираться пришлось бы долго. Обувшись в холле мотеля, я выбежала на улицу. Воздух был насквозь пропитан утренней свежестью, а холодные капельки росы охлаждали ноги. Ведомая чем-то неизвестным, я шла прямо по дороге, поражаясь красоте раннего утра. Как же прекрасен мир без людей: эта тишина, нарушаемая лишь тихим пением птиц, эта прохлада, которая сменится мягким обволакивающим теплом после восхода солнца, эта естественная безмятежность. На душе становилось легко и приятно, а одиночество даровало спокойствие и избавление от постоянного притворства. Минут через десять я вышла к какому-то полю и улеглась прямо на холодную траву, обращая взор на сонное небо, которое уже покинули узоры сияющих звезд. Небосвод начинает озарять тусклый желтоватый свет, пытающийся пробраться сквозь темноту. Чернильное небо становится темно-фиолетовым, затем слегка розоватым. И вот, наконец на горизонте появляется краешек солнечного диска. Постепенно он увеличивается, озаряя небо желто-оранжевыми лучами. Мрачные ночные тени отступают, отдавая свое место солнечному свету, несущему на землю легкость и безмятежность.
Я наблюдала за восходом солнца не меньше сорока минут, пока не поняла, что окончательно замерзла. Несмотря на дневную жару, майское утро все еще было холодным, а вся моя одежда была мокрой из-за ледяных капелек росы. Я неохотно встала и побрела дальше вдоль пустой дороги, обняв себя за плечи, чтобы стало хоть немного теплее. В голове ютились далеко не самые хорошие и жизнерадостные мысли, я могла думать лишь о собственной глупости. Я начинала понимать, что не смогу выдать этого синеглазого ангела Кроули, ведь Кас мне по-настоящему доверяет. Сегодня он был рядом со мной, пока я не уснула, он лежал на кровати, крепко прижимая меня к себе и вытирая слезы с моих щек. Обо мне никто так не заботился с момента смерти Брайана и Марка. Да, пусть я не испытывала абсолютно никаких романтических чувств к ангелу, у меня не замирало сердце во время наших поцелуев, у меня не подкашивались ноги от одного его вида, но Кас стал для меня другом, защитником, которого у меня так давно не было, и я просто не могла толкнуть его в холодные объятия смерти. Два месяца назад я не раздумывая вызвала бы Кроули и отдала бы ему долгожданного ангела, лишь бы этот гад отцепился от меня и дал вздохнуть спокойно. Но не сейчас… Сейчас все стало намного сложнее. Что-то изменило меня, заставило снова чувствовать, снова сопереживать другим, снова испытывать боль. Мне хочется опять стать той бесчувственной гадиной, которая плевать хотела на всех остальных и заботилась только о своем благополучии. Молодая, красивая, успешная воровка, не обделенная мужским вниманием, эгоистичная сука, плюющая людям в душу, с презрением смотрящая на окружающий социум, плывущий по течению, боящийся нарушить допустимую черту приличий и вечно ноющий о своих проблемах. Прежняя Хлоя ненавидела людей, которые сами не знали, чего хотели от жизни, ненавидела запутавшихся и отчаявшихся, считая таких людей слабыми и трусливыми, боящимися поменять что-либо в своей жизни. Сейчас она сама стала такой: трусихой, неуверенной в завтрашнем дне, запутавшейся в своих собственных чувствах и желаниях. Какое-то странное чувство, забытое и засунутое куда-то в самые глубины души, снова проснулось в ней, отравляя сознание. Это дурацкое чувство, которое она поклялась больше никогда не испытывать, ведь оно всегда несет с собой разочарование и боль потери.
Любовь. Это слово значит так много и одновременно абсолютно ничего. Разве можно выразить одним только словом все то, что чувствует влюбленный человек? Конечно же, нет. Какими словами можно еще выразить любовь? Симпатия, пристрастие, слабость, приверженность, страсть, увлечение, роман, интрига, шашни, шуры-муры, ласка, секс… Вряд ли хоть одно из этих слов способно выразить всю полноту этого чувства. Скажу даже больше, большинство из вышеперечисленных слов не имеет вообще никакого отношения к явлению любви. Для каждого человека любовь имеет свое собственное значение: у кого-то она счастливая, кому-то дарит лишь боль. Я почти уверена, что мое чувство взаимно, и Винчестер явно неровно дышит ко мне, доказательством чего является гравировка на кулоне, но разве я могу сказать ему о том, как сильно он нужен мне? Разве могу сказать о том, как парализует мое сердце его взгляд, полный боли, во время нашего поцелуя с Касом? Разве могу сказать о том, что ни капельки не сожалею о той ночи в Вегасе, и грустно лишь от того, что я не помню каждого его прикосновения, каждого поцелуя? Нет. Я не могу ему сказать, не могу открыться. Я должна играть возлюбленную Кастиэля, должна лгать всем и каждому, чтобы спасти свою душу. И все это из-за собственной глупости, своего азарта. Во всем виновата только я, и теперь мне придется расплачиваться за свои грехи…
Я словно выхожу из транса, когда на меня падает маленькая холодная капелька. Поднимаю голову и вижу, как тяжелеет небо. Его затягивают мрачные тучи, просветов становится все меньше. Падает новая капля, а затем еще одна. Начинается дождь, а я стою одна посреди нескончаемой дороги, вокруг нет ни одного домика. Нервно оглядевшись по сторонам, замечаю в пятистах метрах от меня небольшую церквушку. Что ж, это мой единственный шанс скрыться от дождя.
Я подбегаю к порогу заброшенной церкви и останавливаюсь в нерешительности. От осознания собственной греховности становится не по себе, я понимаю, что вся моя жизнь была полностью лишена веры в Бога, но сейчас мой атеизм пошатнулся. Неуверенно я отпираю тяжелые деревянные двери и вхожу внутрь. Сейчас мне нужно выговориться, так пусть моим слушателем будет сам Господь. Ни демоны, ни ангелы не смогли заставить меня поверить, но каким-то образом это удалось маленькой покинутой церквушке. Звуки моих шагов эхом разносятся по всему помещению. Впереди я вижу статую Девы Марии. Мой разум затуманивается, на негнущихся ногах я медленно подхожу к изваянию и падаю перед ним на колени.
– Святая Дева Мария! Я никогда не была верующей, никогда не была в церкви и даже не знаю, как правильно молиться, но я прошу лишь выслушать меня, – слезы падали на холодный каменный пол, а я с надеждой смотрела на эту статую, словно она может чем-то мне помочь.
– Вся моя жизнь состоит из лжи и обмана, а моя душа прогнила под тяжестью грехов, но я прошу о помощи… Я запуталась, я знаю, что выбрала неправильный путь, но я хочу исправиться. Меня загнали в угол, моя душа во власти Ада, и я уже лишилась всякой надежды, – тихий плач превращается в рыдания. Я перестаю себя контролировать и срываюсь на крик. Звук моего голоса заполоняет собой всю обветшалую церковь, заменяя собой ту мрачную тишину, что царила здесь ранее.