— Непохоже, чтобы вам так уж не терпелось сделать это, — заметил Липхорн. — Может, легенда подождет с денек, а вы съездите со мной?
Луиза оттирала в раковине сковородку. Не выпуская ее из рук, она обернулась:
— Куда? И чем займемся?
Липхорн подумал, как лучше объяснить.
— Вообще-то тем самым, чем я порой занимаюсь, когда мне нужно кое в чем разобраться. Я еду куда-нибудь, выхожу из машины, прогуливаюсь или просто сажусь на камень и жду — вдруг придет озарение. Когда приходит, когда нет.
По лицу профессора Буребонетт было видно, что ей предложение понравилось.
— Как ученому-социологу, мне бы, пожалуй, хотелось понаблюдать, как вы это делаете, — заявила она.
Они сели в пикап Липхорна и поехали на юг. Справа от дороги поднимались песчаниковые утесы, впереди, над скалами, клубились пронизанные утренним солнцем облака.
— Что вас тревожит? — спросила Луиза.
— Я позвонил в Кортез одной старой знакомой. Раньше она работала в банке, который обслуживает казино «Юта». Я сказал, что, на мой взгляд, четыреста с лишним тысяч украденных долларов многовато будет. Она ответила, что для вечера пятницы — дня получки — в самый раз.
— Вот это да! — заметила Луиза. — Вы, навахо, мудро поступили, наотрез отказавшись играть в азартные игры.
— Мудро, — согласился Липхорн.
— С другой стороны, в старину, когда юты крали у вас лошадей, им приходилось спускаться за ними с гор. Теперь же вы сами едете к ним и отдаете наличные.
Липхорн кивнул.
— Я ей объяснил, что, по моему разумению, почти вся сумма должна была состоять из мелких купюр — двадцаток, десяток, пятерок и долларовых бумажек. Она сказала, что я попал в точку. Тогда я спросил, сколько это будет на вес.
— На вес? Вот уж не думала, что купюры что-то весят.
— Она ответила, что если за среднее взять десятку, то украдено сорок пять тысяч купюр. Весят они сорок семь килограммов и пятнадцать граммов.
— Невероятно. Так сразу, не задумываясь?
— Ну, нет, ей пришлось посчитать. Деньги, по ее словам, банк получает упакованными в пачки по столько-то купюр в каждой. Пачки взвешивают, чтобы проверить, не пристала ли бумажка-другая к чьим-то липким пальчикам.
Луиза покачала головой.
— Сколько всего на свете, о чем мы, ученые головы, даже не слышали. — Она замолчала, задумавшись. — Каким образом эти сведения заставляют вас подозревать, что Гершвин приходил неспроста?
— Женщина, которой я позвонил, в свое время была управляющей банком, где держал свои деньги Эверетт Джори. Я попросил ее просветить меня о состоянии его финансов. Она ответила, что, раз Джори мертв и его счета временно заморожены, она, так уж и быть, намекнет мне на общее положение дел. У Джори, по ее словам, два счета — текущий и срочный. На первом имеется «некоторая сумма», а на втором лежат несколько тысяч долларов. Плюс хорошая кредитная история.
— В таком случае какого черта… Ах да, он ведь сказал, что это для помощи их маленькой революции, верно? Тогда все понятно. Но непонятно другое — как вы узнали, в каком банке он хранил деньги.
— Чековая книжка Джори лежала у него на столе. Луиза ухмыльнулась:
— Очень кстати.
Липхорн хихикнул:
— Ну, может, мне понадобилось чуть вытянуть ящик, самую малость. А затем я спросил знакомую, уж не в том же ли банке держит деньги и мой старый приятель Рой Гершвин. Оказалось, раньше держал, но, разозлившись на них прошлой весной, когда ему отказали в займе, сменил банк. А не знает она случаем, как у него с платежеспособностью? Она рассмеялась: еще прошлой весной было неважно, и с тех пор дела вряд ли пошли лучше. Я спросил почему, и она сказала, что Гершвину могут не продлить аренды на самое большое его пастбище. В федеральном суде как раз идет тяжба по этому делу. Я взял и позвонил в Денвер секретарю окружного суда. Он перезвонил и сообщил — дело спорное, а истец умер.
Наступило молчание. Липхорн свернул налево.
— Пересекаем седловину Вашингтона, — заметил он. — Названа в честь губернатора территории Нью-Мексико, который считал, что в этом краю полно золота и серебра и одним из первых уверовал в пользу этнических чисток. Это он послал сюда Кита Карсона, мексиканских испанцев из Нью-Мексико и индейцев-юта, чтобы они с нами разделались — раз и навсегда. Несколько лет назад Совет Племени добился у губернатора согласия на переименование, но все по-прежнему называют ее седловиной Вашингтона. Видимо, это доказывает, что мы, на-вахо, не помним зла. Мы терпимые.
— А я — нет, — заявила Луиза. — Мне надоело ждать, когда вы назовете имя умершего истца.
— Бьюсь об заклад, вы уже догадались.
— Эверетт Джори?
— В точку. Правда, любопытно?
— Еще бы. Дайте-ка подумать. Это ведь могло быть мотивом преступления?
— И вполне основательным, на мой взгляд.
— Сколько же во всем этом иронии, если только «ирония» тут подходящее слово, — заметила Луиза. — Напоминает эпизод из фильма про диких животных. Львы убивают зебру, а затем являются шакалы и канюки и пользуются добычей. Только на сей раз мистер Тиммз хочет надуть страховую компанию, а мистер Гершвин — прекратить тяжбу.