Генерал тоже заметил нетерпение начальника следственного отдела, но почему-то медлил, то ли о чем-то думал, то ли желал выслушать мнение других. Но охотников не находилось.
— А что скажет по этому поводу капитан Семиженов? — прервал наконец затянувшуюся паузу Водовозов, обратившись к начальнику следственного отдела.
Семиженов резко поднялся, расправляя грудь и вытягиваясь, как на строевом смотре, подчеркивая свою безукоризненную воинскую выправку, заговорил пылко, уверенно:
— Я во многом согласен с Виктором Петровичем. Когда только началось следствие по делу ограбления инкассатора, Арясов, следователь по этому делу, тоже обратил внимание на бывших заключенных Грушецкого и Татарникова, находившихся в день ограбления близ Иваново-Константиново. Но Тобратов убедил его начинать с поиска пресловутой блондинки-рыжухи: шерше ля фам — ищите женщину. Мол, есть серьезная зацепка — она, по описанию свидетелей, похожа на жену Петропавловского. Значит, есть словесный портрет. А женщин-преступниц не так много, и найти ее будет легче… Короче, сразу нацелил молодого неопытного следователя на ложный путь. Вот и топтались на месте.
Генерал помассировал широкий лоб, словно желая что-то вспомнить или найти верное решение.
— Ну а все-таки, искали женщину? — спросил он у Семиженова. — Рыжая, похожая на жену Петропавловского, — действительно броская примета.
— Искали, товарищ генерал. Но то ли женщина, то ли мужчина в парике… Сделали мы фоторобот, разослали снимки окрест, пока безуспешно… Согласен я с Виктором Петровичем и в том, что капитан Тобратов ведет себя, по меньшей мере, странно. А если быть более откровенным — вызывающе. Со всякой же шушерой — жуликами, преступниками — заигрывает. Контакт с ними поразительный. Можно было бы принять их за осведомителей, на что, по-моему, и рассчитывает начальник уголовного розыска, но я ему не верю.
— Хорошенький у вас ансамбль сложился, — нахмурился генерал. — Каждый в свою дуду дудит, и по-своему. Теперь понятно, почему вы банду не можете обезвредить. А вы куда смотрите, Александр Михайлович?
Теперь вытянулся Зарубин, стараясь убрать рельефно вырисовывающийся живот; по круглому, хорошо выбритому лицу покатились бисеринки пота.
— Виноват, товарищ генерал… Я впервые слышу такое заявление капитана Семиженова. И считаю не вполне обоснованным. Да, капитан Тобратов — дерзок, несколько высокомерен, но дело свое знает и неплохо его выполняет. То, что не вышли пока на след хорошо организованной и опытной банды, вина наша общая, в том числе и капитана Семиженова…
— Вы полагаете, у вас в городе и районе действует только одна банда? — перебил полковника генерал. — А как тогда объяснить ограбление обменного валютного пункта, инкассатора, мелкие квартирные кражи, угон машин, вымогательства?
— Я не беру во внимание такие мелочи…
— Мелочи? — снова перебил генерал. — И сколько таких «мелочей» совершено у вас за эти текущие полгода?
Зарубин достал из кармана сложенные вчетверо листы бумаги, развернул их и стал перечислять происшествия. Полуэктов слушал начальника отделения милиции вполуха: он знал все эти данные, и они меньше всего его интересовали. Его дело — нападение на инкассатора, и он должен во что бы то ни стало его раскрыть. То, что высказал Семиженов, еще раз убеждало его, что он на верном пути: банда неуловима потому, что ее кто-то хорошо информирует и умело ею руководит.
Таким человеком, вероятнее всего, является начальник уголовного розыска: он умен, дерзок и смел, опытен и самоуверен; отлично осведомлен, где что происходит, куда и когда послать своих головорезов без особого риска.
Обсуждение дел в милиции затянулось на час с лишним, теперь оно свелось к диалогу генерала и полковника, присутствующие начали позевывать. Это не прошло незамеченным от генерала, и он, взглянув на часы, объявил:
— Перерыв. Более часа мы толчем воду в ступе и на пустой желудок, наверное, ни к какому логическому выводу не придем. Где будем обедать, Виктор Михайлович? — спросил он помягчевшим тоном.
— Если не будете возражать, Иван Петрович, я заказал столик в ресторане. Народу там днем почти не бывает, а готовят недурно.
— Что ж, других предложений, возражений не будет? — генерал обвел присутствующих повеселевшим взглядом. — Тогда принимается.