— Ну, и пёс с ними! — крикливо огрызнулась женщина. — Чего разорался?! Грузи так! Нет у меня других! Заказчик из Красноярска уже обзвонился весь!
— Раскудахталась, корова, — пробубнил привереда в комбинезоне и вышел на платформу.
Через пару минут в вагон въехал электрокар, гружённый огромной стопкой коробок: стена из картона надвинулась прямо на изумлённого Кашина. На какое-то мгновение он замешкался, затем резко поднялся на ноги, но отскочить не успел: массивный тюк с ходу придавил его к дощатой стене; запахло печеньем и фруктами.
«А чего мне бояться? — испугано заметался в мыслях Кашин. — Я, что, вор какой? Выйти, нет? А чего скажу? Документов нет. Сдадут в полицию, а там разбираться не станут. Незаконное проникновение в хранилище, и доказывай потом с пеной у рта, что ты не верблюд. По дороге выберусь…»
Через полчаса вагон был доверху загружен вкусно пахнущим товаром. Створки дверей сомкнулись: снаружи что-то неприятно лязгнуло, щёлкнуло.
«Заперли! — чугунной гирей опало в нутро Кашина. — Как же отсюда?..»
— Отправляй! — крикнул грузчик.
Вдалеке раздался короткий тепловозный гудок. Вагон тронулся и покатился, набирая скорость: навалившиеся коробки сдавили грудь Кашина — ни охнуть, ни вздохнуть.
«Так! Пора! — собрался с духом Кашин. — А то я здесь точно задохнусь».
Извиваясь всем телом, как ящерица, он промял податливые бока картонных коробок и выкарабкался наверх, под самый потолок.
«Выбрался? Бестолочь! — сам себя отругал Кашин. — Теперь точно полный состав преступления. Хранилище есть. Чужое имущество тоже…»
Кашин осмотрелся: его глаза видели в полной темноте.
«Вот это да! — к нахлынувшему чувству восторга тонкой щемящей струйкой примешалась досада от собственной глупости. — Два шага до двери было, и домой. Ну, тупица!»
Лёжа на спине, он с удивлением рассматривал в кромешной тьме мельчайшие щербинки на шероховатом потолке, прочно склёпанного из плохо прокрашенных листов железа:
«Что же это было? Сон? Да нет, вроде. Больницу точно помню. Антония этого. Да-а уж! Такой полёт с собственного балкона! А почему зверь? Млешак. Или млешник? А эти? Неужели я от инопланетян удрал? Ну, дела! И выздоровел как быстро! Ведь живого места не было. Инопланетяне, точно! А кто ещё такое может? Рассказать кому, не поверят. Пожрать бы. Ну и запашёк от меня».
Стянув с себя извозюканные донельзя фуфайку и джинсы, он оказался совершенно голым.
«Во! дошёл, — Кашин зашвырнул провонявшую нечистотами одежду в дальний угол. — Лежу здесь, как последний бомжара, в чём мать родила! Еду Бог знает куда. А-а! Семь бед, один ответ. Не с голоду же подыхать. Мимо полиции, видать уж, всё равно не пройти. Правильно говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Пропади оно всё пропадом. Главное — жив, здоров! На станции сдамся. Эхе-хе, водички бы, горлышко промочить…»
Кашин с интересом раскурочил первую, попавшуюся под руку коробку, и вытащил из неё хрустящую пачку ароматного печенья. В соседних он нашёл жестяные банки с импортным пивом, конфеты, упаковки вяленых кальмаров, сушёную рыбу, картофельные чипсы и многое-многое другое, аппетитное и духовитое.
В пути после нескольких выпотрошенных коробов его желание сдаться на милость победителю потихоньку ослабло, а вскоре и вовсе растаяло: боевой дух, взбодрённый крепким пивом, уверенно подавил последние робкие поползновения разума отыскать хоть какой-нибудь цивилизованный выход из щекотливого положения.
По прошествии нескольких дней Кашин полностью освоился в новом пристанище: в верхней части вагона будто взорвали противотанковую гранату; скверный спёртый дух уборной успешно соперничал с пищевыми ароматизаторами, сочащимися снизу; дышать было буквально нечем.
По пути следования состав много раз останавливался, но вагон так ни разу и не открыли.
Зарывшись по самую шею в бумажный ворох разодранных упаковок из-под всевозможной снеди, обожравшийся и опившийся, с вздувшимся пузом Кашин возлежал в центре изгаженной воронки и с ужасом думал:
«Вот, хомяк! Что же я натворил?! Сколько дней прошло? Вроде, что-то про Красноярск кричали. Да… там люди серьёзные. В капусту порубят. Надо выбираться».
Уже в который раз он подполз к наглухо завинченному вентиляционному окошку: проржавевшие гайки на железной раме будто срослись с резьбой и никак не поддавались голым пальцам.
«Нет, так не отвинтить, — настроение было ни к чёрту. — Нужно что-нибудь тяжёленькое».
Он начал аккуратно перебирать содержимое коробок, переставляя их с места на место. Везде, куда ни сунься, было одно и тоже: печенье, чипсы, пиво, сушёная рыба и прочая съедобная мелочь, на которую уже глаза не глядели.