Мысль Прохора о кончине последнего на Земле млешника будоражила воображение: жизнь мирян манила усладами; хотелось окунуться в неё перед Концом Света и испытать запретное, желанное.
Суровое лицо Калины разгладилось, потеплело: какая-то давняя мечта хмельной поволокой затуманила взгляд; блеснули пустые бабьи слёзы; сладкая истома румянцем растеклась по выцветшим щекам.
Один только намёк, хрупкая призрачная надежда, и мерклые глаза Сурогиных вспыхнули, заиграли бесовскими огоньками.
— И куды же его тепереча? Кому? — не ожидав от себя самой такой смелости, Калина с опаской покосилась на Прохора.
— Кому захотим! — гордо заявил Прохор. — Кто больше даст, тому и сбагрим. Хоть Богу, хоть чёрту.
— А ведун? — опрометчиво ляпнул Тимофей.
— Сейчас я тебя в подвал к евоным грибам посажу, — Никодим поднялся из-за стола, — на денёк-другой, зараз и посмотришь, в какую он там дырку улез.
— Не тронь блаженного, — заступился Прохор. — Нехай себе балаболит. Своих беречь надо!
Тимофей с благодарностью воззрился на Прохора:
— Его рыжий доктор увёз. Со шрамом. Я его запомнил.
— Ты, Калина, дома оставайся, — наказал Прохор, — а я с братом в морг съезжу, за Антонием. Лучше мы его за хвост поймаем, чем он нас. А млешник пусть подлечится. Ведун придёт, скажи, на болото, за клюквой пошли. Рано нам ещё расставаться с ним. Да гляди, к кухне не подпускай. Займи чем-нибудь. Дров вон, поколет, что ли.
— Поняла, — послушно кивнула Калина.
— Ну, тогда, пошли, что ли… — тяжко вздохнул Прохор.
Глава 4. Вольнонаемный
Горевал Антоний недолго. Здоровый организм и крепкая психика сделали своё дело: островки тягостных дум и душевных переживаний улетучились без остатка; теперь в его упрямом мозгу, под ледяной коркой кондового прагматизма, вызревал новый план.
«…не простит Прохор, — гвоздём засело в голове Антония. — Упёртый бычара. И чего на меня нашло? Договорились же. Он весточку. Я… А я?.. А что я? Откуда мне было знать, кто в хату ломится? Ерунда. Полтора лимона от цены мёртвого — пятнадцать?.. Нет… десять процентов… Ха! Всего-то… Живой, мёртвый… млешак, он и в Африке млешак. Кто им ещё столько бабла за покойника отвалит? Богоборы… те их в чёрном теле держат. Кочевряжиться не станут. Не слепые. Эпидемия последних скосила. Дьявол тибетский. Такую халяву обломал! А порошочек ничего… справный. И сыпанул-то всего… с гулькин нос, а башку разнесло… Треснула, как арбуз. Не заразиться бы. Этот-то Змей-Горыныч себе новую отрастит. Мириться надо… или кончать. Всех. Разом…»
За городом руль приходилось вертеть, как на авто-родео. Затёртая до дыр разметка на изъеденном промоинами асфальте, разбитые обочины выдавали в извилистом тракте автомобильную трассу местного значения. Впереди, навстречу брёл субтильного вида человек в красной спортивной майке.
Объезжая очередной ухаб, Антоний крутанул руль влево и почти поравнялся с беспечным пешеходом, никак не ждавшим, что автомобиль выедет на встречную полосу и заявит права на остатки изрытого шоссе. От внезапности прохожий, не успев толком испугаться, не смог сразу отказаться от неравной схватки за место под солнцем и, заняв круговую оборону, не отдал ни пяди земли общего пользования. Пришлось вдавить педаль тормоза до отказа. Противный визг отечественной техники в одно мгновение вывел зазевавшегося путника из затяжного оцепенения: через секунду его как ветром сдуло — и прямо в канаву.
«Задел? Нет? — оценивающе прикинул Антоний. — Смокинга на нём точно не было. Обойдётся соткой баксов. Раззява! Лишние напряги сейчас ни к чему».
Антоний вылез из побитых «Жигулей» и подошёл к отряхивающемуся оппоненту.
— Как вы себя чувствуете? — с прохладцей в голосе поинтересовался Антоний и любезно предложил: — Я в морг еду. Вас подвезти…
— Спасибо за заботу.
— Нет, вы не подумайте. Я от всего сердца.
— Покорнейше благодарю.
— Не побрезгуйте, — Антоний протянул двадцатидолларовую банкноту вместо намеченных ста. — Все мои сбережения.
— Ну, что вы, — смутился пострадавший. — Это вы меня извините. Мне надо было сойти с проезжей части…
— Берите так, — приободрился Антоний, — на память о незабываемой встрече. Сделайте-таки себе приятное.
— Да вы даже не задели меня, — упорствовал потерпевший.
— Совсем-совсем?
— Да, нисколечко.
— Вот за что я люблю пешеходов, так это за то, что среди них чаще всего попадаются интеллигентные люди. Соблаговолите пожать вашу культурную руку.