— Ну, и я об этом, — попробовал прощупать неясную обстановку мнительный Курепов. — Чем он рискует? Уволят? Отряхнётся, дальше полетит. А у меня стаж двадцать лет. Репутация. Мне с москвичами связываться нельзя. Они, как приедут, так кто-нибудь из подопечных обязательно от сердечной недостаточности помирает.
— То-то и оно, — начал уговаривать Смагин. — Профессионал нужен, чтобы комар носу не подточил.
— А журнал поступления больных ты за меня переписывать будешь? — почти уже согласился Курепов.
— Без тебя переписали, — ошарашил приятеля Смагин. — Ты зайди к главному. Он тебе всё разжуёт.
— Сколько? — Курепов упрямо наклонил голову и настроился на серьёзный торг.
— Дело нешуточное, — Смагин озабочено выглянул в окно. — Прозектор…
— Не-е-е! — деланно закочевряжился несговорчивый Курепов, учуяв реальную близость солидного куша, как заслышал о патологоанатоме. — Без меня. Я на прошлой неделе с одной посмертной судебно-психиатрической экспертизы тысячу баксов выжал. Легко. И никакого риска.
— А кто тебе её провести поручил? — подковырнул Смагин. — Главный.
— Да плевать я на него хотел, — расхорохорился Курепов.
— Смотри, не просчитайся. Снизу вверх целить придётся. Не доплюнешь, к тебе же и вернётся. А ему на тебя сверху сморкнуться труда не составит. Само прилетит. Потому как начальство.
— Меньше чем за пять штук баксов я под эту мокруху не подпишусь, — поспешно, но по-прежнему твёрдо заявил Курепов, в глубине души уже готовый поучаствовать в сомнительном предприятии и за более скромное вознаграждение.
— А тебе меньше никто и не предложит, — тоном сытно покушавшего человека огорошил Смагин. — Этот Кашин крупной птицей оказался. Скажу больше, только между нами. Как другу. Мелко плаваешь.
Завидущие глазки Курепова наполнились фосфорическим светом:
— Тебе много отвалил?
— Ну, так, — важно хмыкнул Смагин, — на мне вся работа.
— Жучила ты, Мишка, — Курепов бросил на подельника завистливый взгляд и придушенно выдавил: — Он у себя?
— Давай-давай, в темпе вальса, — поторопил Смагин. — Чего ты, как муха сонная? Он тебя уже часа полтора ищет.
«Не-е-е, — с энтузиазмом прикинул Курепов. — Шесть тысяч. Не меньше».
Курепов суетливо выскочил в вестибюль и снова вернулся:
— Миш, я вчера этой бабке из геронтологии галоперидол вколол и феназепам дал. Родственникам приспичило. Они к ней с нотариусом должны подъехать. Завещание подписать. Сам понимаешь. Теперь Раскольниковы к бабушкам не с топорами ходят, а с нотариусами.
— Да беги уже, либерал, — благосклонно потворствовал Смагин. — Посторожу.
— Деньги я уже взял, — уточнил существенную деталь Курепов.
— Дуй, говорю! В три ноги! — потерял терпенье Смагин. — Будешь сейчас эти копейки считать.
Через пять минут Курепов робко приоткрыл дверь в кабинет главного врача областной психиатрической больницы:
— Можно, Натан Андреевич?
— Подождите в коридоре, Игорь Карлович, — медоточивым тоном попросил Натан Андреевич. — Главврач был не один.
Курепов бережно прикрыл дверь и встал подле, с ненавистью впившись в красивую табличку, на которой каллиграфическими буквами было выведено — «Турыгин Натан Андреевич».
«Ничего, турыга, — мятежно рисовал в голове картину праведной мести Курепов, со злорадством унимая уязвлённое самолюбие. — Я тебе пятки лизать не буду. Много чести. Не меньше семи и точка. Тоже мне, профессор кислых щей…»
Через двадцать минут подошёл Смагин:
— Ну, ты чего? Не определишься никак?
— Посетитель у него, — Курепов недовольно скривился.
— А-а-а, — сообразил Смагин и почтительно пропел: — Москва-а-а.
Смагин, приниженно согнувшись, проник к главврачу и уже через минуту вышел в компании дородного седовласого старика выше среднего роста.
«Десять тысяч! — тяжело стукнуло в голове Курепова. — Пусть увольняет. Они там жируют, скоты, а мы здесь, как негры…»
— Сюда, пожалуйста, Борис Викторович, — Смагин сделал приглашающий жест представительному господину, и походя обратился к Курепову: — Игорь Карлович, зайдите к Натан Андреевичу.
Набравшись духа, Курепов твёрдым решительным шагом вошёл в кабинет, но, тут же сникнув, искательным голоском спросил:
— Звали, Натан Андреевич?
— Вот, — без обиняков начал Турыгин, и выложил на стол пять толстых пачек стодолларовых купюр по десять тысяч долларов США в каждой, и для вящей убедительности пододвинул их к краю стола. — Твоя доля. И больше никаких вопросов. Всё надо делать быстро. Просто слушай и запоминай. Сейчас объявим общий карантин. Никого не выпускать, не впускать. Справку о смерти Кашина для представления в ЗАГС я уже подготовил. Оформим как несчастный случай… с тем диагнозом, который у него в истории болезни…