— Медунов?!
— Что-то не так?
— Нет. Меня смущает…
— То, что Медунов…
— Ведун… — по-своему продолжил чужую мысль Антоний.
— Медунов?! Вы уверены?
— Нет, но…
— Медунов сотрудничает с нами.
— Что-то не похоже. Я и мой друг по сей день в федеральном розыске.
— Уже нет. Впрочем, если вы намерены изменить условия сделки… Не забывайте, мы заплатили за живого млешника.
«Дьявол! — с досадой спохватился Антоний. — Как бы Семён сгоряча дров не наломал».
— На счёт этого не беспокойтесь, — поспешил заверить Антоний. — Вот только, Медунов…
— Да какая разница, ведун, не ведун? Рядом будут наши люди.
— По острию ножа ходите.
— А вы как хотели? Больших денег без риска не бывает.
— Хорошо-хорошо, убедили. Жду.
— Постараемся без опозданий.
В телефонной трубке раздались гудки.
Антоний сразу же позвонил Семёну:
— Алё, Семён?
— Кто спрашивает?
— Ну кому ты ещё нужен, обормот?
— Ты что ли, Антон?
— Слушай и запоминай. Лицензия на отстрел млешака отменяется. До вечера чтобы ни один волос с его головы… Повтори.
— Доктор сказал, в морг не надо, будет жить.
— Сёмка! Не зли меня.
— Беречь как зеницу ока.
— Скоро буду.
Антоний отключил телефон и посмотрел в окно: моросил дождь.
«Почему Медунов? — никак не шло из головы Антония. — Как всё запуталось. Станция! Так. На выход и домой. Вот только когда теперь следующая электричка назад пойдёт?..»
Подойдя к дому, Антоний почувствовал что-то неладное: небольшой дворик уже не казался таким уютным и чистеньким, как прежде; там и сям топтались неорганизованные группки местных жителей и о чём-то негромко переговаривались; пахло сгоревшей электропроводкой.
«Валгаи! — бросилось в голову. — Прознали?!!»
Вбежав в подъезд, он ринулся вверх по лестнице и чуть не упал на осклизлых деревянных ступеньках: всё вокруг было перепачкано кровью. Входная дверь в квартиру открыта на распашку. С оглядкой он ступил внутрь: в прихожей на полу в липкой луже крови лежал Артём с размозжённым черепом; в большой комнате у разбитого окна, сжавшись в комок, хрипло дышал Семён; возле валялся истерзанный бронежилет.
Решительно всё: потолок, стены, мебель — изрешечены пулями и забрызганы ошмётками какой-то зелёной слизи; пол усыпан множеством стреляных гильз.
Антоний подскочил к Семёну:
— Живой! Живой, чёрт! Куда тебя?!
— Затылок.
— Где?
— Внутри.
— Где внутри?
— Болит. Тут у них… грибы…
— Какие грибы? А… грибы. Ты лежи, лежи. Где болит?
— В голове… и рука… немеет.
— Ты ранен?
— Нет. Полиция… там… Валгаи… — сбивчиво заговорил Семён. — Они… засветились. Я пальнул по ним. По грибам. Взрыв. Ведун на меня. Белый, как мел. Валгаев туча. Бабы, дети. Орут. Визжат. Сколько я их здесь положил! Всех с собой унесли. Потом копы откуда-то нарисовались. Вопросы всякие. Голова… Антон… чего-то у меня с башкой? Гражданские пришли. Полицейские уехали…
— Млешник где?
— Валгаи забрали, — Семён попытался встать. — Догоним. Они… только-только… Я… я в порядке.
— Да плевать на него! — Антоний помог другу подняться. — Главное, цел…
— Слушай, я раньше даже не замечал, как много мы руками всего делаем. Вот, так оторвёт…
В комнату почти неслышно вошёл Медунов в сопровождении двух вооружённых мужчин.
— Опять безобразничаешь, брат? — лицо Медунова было одновременно суровым и грустным. — Заставляешь меня, старика, лишний раз волноваться. Не стыдно?
Антоний усадил Семёна на стул и тихо шепнул: — О млешаке ни звука. — Затем подошёл к Медунову, и, как ни в чём ни бывало, поздоровался: — Извините, Борис Викторович. Для братства старался.
— Для братства? — Медунов крепко пожал руку Антония. — Или для этих?
— Для кого? — Антоний, недоумевая, округлил глаза.
— Хватит ваньку ломать, Антон, — с укоризной побранил Медунов. — Чего ты, ей Богу, как с цепи сорвался? Не доверяешь — скажи прямо. Облегчи сердце.
— Я?.. — неподвижный магнетический взгляд Медунова никак не давал Антонию сосредоточиться. — Ну, вы просто железный человек, Борис Викторович. Это не я. Это ваш Грумов с цепи…
— Ну, во-первых, — не полез за словом в карман Медунов, — он уже не мой. Ты бы ещё полицию вспомнил…
— И полицию, и Орлову, — продолжил список претензий Антоний.
— Не спеши с выводами, сынок, — Медунов по отечески бережно приобнял Антония за плечо и увлёк к окну. — Одно дело — наши с тобой личные отношения, и совсем другое эти…