— Не бери в счёт, — холодно отрезал Герсус.
— Почему? — удивился Эйган.
— Полонский не просто Верховный валгайский ведун… — Герсус замялся. — Он генетическая бомба.
— Мне что, уже не доверяют?!! — взорвался Эйган. — Почему я впервые об этом слышу?!
— Информация четвёртой степени секретности, — отчеканил Герсус и мягче добавил: — Была… до недавнего времени. Из всех, кто работал с Полонским, к ней был допущен только я.
— Как это?! — недоумённо воскликнул Эйган. — Ты же открыт!
— Нет, — огорошил Герсус. — И это тоже была информация четвёртой степени секретности.
— Что же изменилось? — терялся в догадках Эйган.
— Всё, — важно объявил Герсус. — После того, как млешника привезут на базу, в организме Полонского включится генная программа «Отец».
— Что за программа? — притих Эйган, увлёкшись необычной новостью.
— Видимо, библейский персонаж, — не без удовольствия предположил Герсус. — Ты же только что мне все уши прожужжал…
— Не томи, умник, — поторопил Эйган.
— Когда млешника заберут, Полонскому в кровь введут специальную сыворотку, — раскрыл государственную тайну Герсус, — и оставят на Земле. Его организм распадётся на мириады клеток, подобных бактериям. Они проникнут в хромосомы половых клеток людей-самок и активируют механизм партеногенеза. Будут рождаться одни самки. Без всякого оплодотворения. Самцы очень скоро вымрут…
— Матриархат в неолите, часом, не… — осенило Эйгана.
— Угадал, — признался Герсус. — Эксперимент дал неплохие результаты…
— А как же наш проект?! — упрямо взъелся Эйган. — Столько сил потрачено!
— Остальное доделают твои любимцы, — утешил Герсус, — иксодовые клещи. Люди по сравнению с нами гиганты. Мы не можем заселять Землю, не уничтожив их полностью. Так что, в ход пойдёт всё.
— И ты только сейчас мне об этом… Ну, знаешь! — негодовал Эйган. — Подумаешь, четвёртая степень! Как ты мог?! Мы же друзья…
— Между прочим, — с обидой заметил Герсус, — млешник ещё на Земле, а я тебе уже всю подноготную выложил. Снимаю блокаду…
— Сто-о-й! — запротестовал Эйган. — Он не выдержит!
— Не развалится твой ведун, — оборвал Герсус. — Достал ты меня уже своими охами да ахами!
Полонский дёрнулся всем телом и очнулся: перед глазами плыли красные круги; страшная нестерпимая боль железными челюстями нещадно грызла, рвала и выедала его мозг.
«Садисты! Как же вы мне опостылели с вашими млешаками! Придуш-ш-шу зверёныш-ш-ша…»
— Что-о-о?!! — надменный голос Герсуса колокольным гулом разнёсся в голове Полонского.
— Вы?! — вздрогнул ведун.
— Веди его к посадочной площадке, — повелел Герсус. — Быстрее! Корабль уже на подлёте.
— Иду, — с зубовным скрежетом процедил Полонский. С трудом поборов тошноту, головокружение, он встал, прислонился к двери и обречённо подумал: — «Скорей бы сдохнуть. Обрыдло всё. Устал…»
В голове Полонского опять зазвучали властные слова Герсуса:
— Терпи, ведун. Сейчас пройдёт. На Марс полетишь с млешником. Ты нам ещё нужен.
Полонский дрожащими руками отомкнул засов и, шатаясь, вошёл в комнату.
— Собирайся, К-колька Михайвл-лович, — заплетающимся языком потребовал Полонский, снова перейдя на «ты». — Ух-ходим. Они уже з-здесь. Убивать идут… те-тебя…
— А Настя? — Кашин не двинулся с места. — Я без неё…
— Будет те-тебе Нас-ст-стя, — прервал Полонский и срывающимся голосом прикрикнул: — Шевелись! Ну!
Почувствовав неладное, Кашин бестолково засуетился, пытаясь сообразить, чтобы ещё такое прихватить с собой.
— Там всё есть, — просипел Полонский. — Пойдём уже, — он схватил Кашина за плечо и с силой потянул к выходу.
Внезапно в дверях, как из-под земли, выросла согбённая фигура здоровенного мужика под два с половиной метра роста: уродливое лицо нескладного великана полностью заросло густым чёрным волосом.
— Тебе чего, Трифон? — Полонский задержался.
— Отец Иломей прислал, — великан покорно склонил голову.
— Веди девку, — приказал Полонский.
Трифон молча отвернулся и потащился обратно, нелепо болтая, громадными, свисающими до колен, ручищами.
— Стой, дурень! — раздражённо окликнул Полонский. — Дослушай.
Трифон нехотя обернулся к Полонскому и застыл, скосив на него маленькие злые глазки, налитые кровью.
— Остальным скажи, чтобы из обители ни ногой, — договорил Полонский. — Сам отведу.
— Не можно, — прорычал Трифон.
— А тебя никто не спрашивает! — теряя последнее терпенье, прокричал Полонский. — Марфе передай, пусть машину к входу подгонит. Иди.