— Мамочка, — испугано пискнула Настя. — Что это?
— Инопланетяне, — убеждёно заявил Кашин и взволновано шепнул Бусину: — Лёша, завести сможешь?
— Смогу, — Бусина колотила мелкая дрожь. — Кто это?
— Потом расскажу. Заводи, пока эти твари нас тут не прикончили.
Бусин пересел на место водителя и завёл двигатель.
— Ну! — чуть ли не в истерике взвизгнула Настя. — Едем!!
Машина взревела и, развернувшись вокруг оси, с разгону ухнула в уремную чащобу нехоженой тайги, подминая и перемалывая под собой колючие заросли непролазного подлеска.
Глава 29. Сделка
— …Знакомая картинка, — суесловил Семён. — По-моему, кружим.
Антоний мельком глянул в тёмный иллюминатор самолёта:
— На посадку заходим.
— Тоже мне, хвалёная Америка, — Семён вольготно откинулся на удобную спинку кресла. — Пурга метёт, как на северном полюсе.
— Не волнуйся, дорогая, — Антоний тоже запрокинулся назад. — Эмоции гибельны для тихих и неспешных мыслей, — и, подражая диктору, негромко шутливым тоном возвестил: — Международный аэропорт Линкольна работает в любую погоду.
«Боинг-707» авиакомпании «Аэрео-Мехикан» уже в третий раз запрашивал посадку, но безрезультатно: командно-диспетчерский пункт временно ограничил приём самолётов; просили подождать, пока не разблокируют взлётно-посадочную полосу, и пообещали подогнать после приземления прямо к борту лайнера для пассажиров и команды целый «пикап» с горячими обедами.
— Надо было в Германию лететь, — посетовал Семён, открывая миниатюрный розовый ноутбук.
— Забудь, детка, — посоветовал Антоний, заботливо пригладив свои пышные чёрные усы с благородной проседью. — Мы с тобой не для того три месяца отсиживались. Нам надо так затеряться…
— У тебя уже мания преследования, — отмахнулся Семён.
— Дура ты крашеная, — прошептал Антоний. — Думаешь, поменял паспорт на женский и свободен, как ветер? Наивный. У них на нас полные биометрические данные.
— Откуда? — отмахнулся Семён.
— Оттуда, — Антоний показал глазами вверх. — Сам не могу поверить! Медунов и тамплиеры вместе. Мир перевернулся.
— Нет, точно кружим, — Семён провёл кончиком пальца по щеке и достал пудреницу. — Надо побриться.
— Посадят. Куда они денутся, дорогая, — Антоний осторожно положил ладонь на гладкое колено Семёна, обтянутое золотистым капроном.
— А в глаз? — Семён нервно передёрнул плечами и с притворным высокомерием предупредил: — Засужу. За домогательство.
— Какое же это домогательство, Симона?! — деланно возмутился Антоний, убирая руку. — Мы же с тобой в законном браке.
— А в глаз всё равно схлопочешь, — ласково шепнул Семён. — Тут тебе не там, милый.
Антоний сладко потянулся:
— Вот язва попалась!
— Через полчаса «Боинг-707» всё-таки получил разрешение на посадку и удачно приземлился. У аэровокзала на рулежных дорожках стояло необычно много самолётов. Не переставая, валил мокрый снег и дул ярый пронизывающий ветер. Мощные снегоочистительные машины с трудом справлялись с непрерывно растущими сугробами.
Обещанный «пикап» с горячими обедами, конечно же, не подвезли. Недовольных пассажиров препроводили к автобусам и, минуя галерею-гармошку, отвезли на аэровокзал, главное здание которого походило на огромный кипящий котел. Как говорится, курице клюнуть негде: тысячи пассажиров, ожидавшие вылета, беспрестанно сновали с места на место между неряшливыми кучами багажа; было шумно, тесно и очень замусорено.
Зарегистрировавшись, Антоний и Семён направились в кафе, расположенное в центральном зале. Вдруг путь им преградила стройная блондиночка в форменной юбке и блузке с золотой нашивкой на рукаве: будто ожившая кукла «Барби»; длинноногая и изящная, как обещание любви.
На ломанном русском языке «куколка Барби», как могла, вежливо разъяснила, показывая куда-то в сторону:
— Вас очэн поросят… очэн бистрей… туда… тот господин.
Антоний и Семён посмотрели по направлению, куда указывала нежная ручка белокурой американки.
У стойки справочного бюро в окружении четырёх молодцеватого вида полицейских стоял, опираясь на чёрную трость, солидный господин: белый потасканный костюм из льняной ткани был сильно помят; излишняя полнота не портила незнакомца; напротив, в сочетании с прямой осанкой придавала ему некий аристократический лоск и вальяжность.
Толстяк с тростью обаятельно улыбнулся и приветственно кивнул.
— Это ещё что за шиш с горы? — удивился Антоний.
— Не очэн понимат вас, — тщательно выговаривая каждое слово, с трудом произнесла девушка в форме.