— Вы забыли, — Берзин торопливо достал из кармана блокнот, с вложенными в него водительскими правами, страховками и российскими паспортами на имена Антона Николаевича Ратникова и Семёна Григорьевича Лагутина.
Антоний неуверенно принял из рук Берзина документы и, открыв один из паспортов, прочитал вслух:
— Лагутин Семён Григорьевич.
— Тише ты, балда, — шикнул Семён. — Интерпол накличешь.
— Забудьте как страшный сон, господа, — уведомил Берзин. — Все уголовные дела в отношении вас на днях закрыты за отсутствием в ваших деяниях состава преступления.
— Послушайте, как вам это удаётся? — подивился Семён. — Прямо мафия какая-то…
— Деньги, Семён Григорьевич, — исчерпывающе пояснил Берзин и украдкой взглянул на чемоданчик. — Они правят миром. Так что в России маскарад не обязателен. Но в самолёт вы сядете как миссис Симона Роллингтон, урождённая гражданка США.
Антоний внимательно просмотрел авиабилеты и веером пролистал несколько страниц блокнота, исписанных бисерным почерком:
— А это что?
Берзин прислушался к голосу диктора, объявлявшего посадку на очередной рейс:
— Для связи…
— Ладно, не кашляйте, — холодно попрощался Антоний. — Семёну ещё в туалет надо забежать, побриться.
На следующий день Антоний и Семён уже были в Красноярске.
У центрального выхода из здания аэровокзала, скромно переминаясь с ноги на ногу, стоял лысый мальчуган в смешных белых штанах и нелепом балахоне, поверх которого вызывающе топорщился дешёвый китайский пуховик ядовито-зелёного цвета. На шее молодого человека висело несколько коротких бус из мелких коричневых камушков неправильной формы, а на лбу были прочерчены три белые полоски.
Пройдя мимо чудаковато разодетого паренька, чета Роллингтон вышла на улицу.
— Эт-т… т-то… чего?! — захлебнувшись от внезапного порыва морозного ветра, выкрикнул Семён.
Леденящие вихри неприветливо швыряли навстречу всем выходящим из здания большие охапки жгучего снега: сыпкого и колючего, как металлические опилки.
Антоний с Семёном вернулись в зал ожидания.
— Это чего? — риторически вопрошал Семён. — Из самолета выходили, вроде…
— По-моему, минус сорок, — предположил Антоний и кивнул в сторону лысого подростка: — Как думаешь, наш?
— Как два портрета с одной газеты, — Семён облизнул напомаженные губы и направился, было, к юному приверженцу Кришны.
— Стоять, Зорька, — Антоний придержал Семёна за локоть и, оттеснив назад, сорвал со своего лица накладные усы. — Вспугнёшь малолетку. — Подойдя к бритоголовому адепту, он благожелательно поприветствовал: — Харе Рама, товарищ кришнаит. Сегодня что, среда? Вы весь в зелёном. Хотите Венеру с Меркурием поссорить?
Парнишка расплылся в открытой беззащитной улыбке и бережно пригладил полу затасканного пуховика:
— Я Вайшнав, Антон Николаевич.
— Кто? — Антоний на секунду растерялся.
— Вайшнав, — улыбчивый отрок достал сотовый телефон и начал набирать номер. — А можно и кришнаит. Нас тут как только не обзывают.
— Нет, я не про это, — уточнил Антоний. — Кто Антон Николаевич?
— Вы, — расторопный хлопчик прижал телефон к уху, — наблюдатель. А я Вася.
— Правильно. Вася, — повторил Антоний и обернулся к Семёну: — Свои!
— Привет, малыш, — кокетливо поздоровался подошедший Семён.
Паренёк учтиво кивнул в ответ и продолжил разговаривать по телефону:
— …рядом.
В ответ, из трубки донеслись чьи-то тихие, неразборчивые слова.
— Добро, — Василий отключил телефон и обратился к Антонию: — А где Семён Григорьевич?
Кинирийцы переглянулись.
— А чем тебе эта тётка не подходит? — показал на Семёна Антоний.
Василий вынул из наружного кармана куртки фотографию Семёна, внимательно посмотрел на подошедшую даму и смущённо заулыбался:
— Извините, Семён Григорьевич, не признал. Вы в платье.
— А сам-то ты в чём, мальчик-праздник? — хмыкнул Семён. — Во фраке, что ли? Ты лучше скажи, где здесь перекантоваться можно?
— Тагир! — голосистым тенорком позвал Василий и махнул кому-то рукой. — Вам у нас понравится.
Из конца зала подошёл крепенький мужичок в волчьем полушубке:
— Чего так долго?
— Всё, едем, Тагир, — Василий вытащил из-за пазухи обтрёпанную заячью шапчёнку. — Подгони к входу. Видишь, в чём они.