Антоний крепко обнял Василия и радостно прокричал над самым его ухом:
— Семё-о-он!
— Я Вася, — слабо возразил Василий, в испуге отстраняясь от Антония.
— Знаю, — Антоний отпустил Василия и повернулся к очумело сидевшему в сугробе Семёну: — Сёмка! Нашли!
— Не ори, кхэ… не глухой, — сипло выдавил из себя Семён, обхватив горло. — Вот, тварь. Видел бы ты его.
— Да чёрт с ним, — отмахнулся Антоний. — Поднимайся. Заводи машину и вперёд к светлому будущему.
После нескольких часов тщетных поисков среди заснеженных сопок в обход скалистого Енисейского кряжа, преодолев несколько больших и малых притоков Енисея, БТР выехал на простор пойменной террасы: пустынный берег могучей сибирской реки был непорочно чист и гладок, как в день сотворения.
— Куда теперь? — с нескрываемой угрозой в голосе спросил Семён.
— Не знаю, — Василий потупился. — Заблудились, наверное.
— Заблудились, говоришь? — Антоний достал пистолет и, передёрнув затвор, приложил холодную воронёную сталь к виску незадачливого проводника. — Выбирай, сучий потрох. Исповедуешься — отпущу твоей испачканной душонке все прегрешения. А нет — примешь смерть лютую…
— Чего ты его обхаживаешь, недоумка! — одним резким ударом Семён расквасил Василию нос и за шиворот притянул к себе: — Курва!
— Раздевайся, погань малолетняя! — Антоний наотмашь саданул Василия рукояткой пистолета по голове. — И не буди лихо, пока оно тихо.
От сильного удара Василий непроизвольно клацнул зубами: перед глазами поплыли круги. Дрожа всем телом, шумно сопя, он начал лихорадочно стаскивать с себя залитый кровью полушубок.
— Надо же так лохануться! — Семён с силой ударил Василия в лицо. — Давануть бы тебя, гниду шкодливую, прямо здесь, да боюсь, обгадишься. Дерьмо твоё потом нюхать.
— Всё снимай, — Антоний ткнул Василия дулом пистолета в скулу, — пакость гадючья.
Василий заплакал. Хлюпая разбитым носом, он продолжил покорно раздеваться.
— Думай, думай, вражина приблудная, — зло хрипел Семён. — На куски резать начнём, поздно будет сопли на кулак наматывать.
— Портки стягивай, — грозно приговаривал Антоний, — валенки. Малёк посидишь в снежке голым задом, остынешь, и Семён тебя ножичком начнёт чикать. Сразу язык развяжется. Одно ушко, второе, носик, пальчики. Пока всё не отрежет.
— А-а-а! Они-и-и с млешником а-а в скит подали-и-сь, — залился в три ручья насмерть перепуганный Василий. — К карамыкам а-а!.. Лесным людям. А-а-а оттуда в озимицы на болота а-а! К водяному шаману-у-у!..
— Дорогу знаешь?! — крикнул Антоний.
— Зна-а-а-ю-ю! — пуще прежнего разрыдался Василий. — А-а-а! Они там два дня ждать меня-а-а… а-а-а обеща-а-а-ли-и-и!
— Ты чего, местный? — Антоний щёлкнул предохранителем.
— Тутошни-и-ий, — глотая слёзы, признался Василий.
— Скажи, пожалуйста, — Антоний убрал пистолет и всей пятернёй с размаху припечатал Василия по спине: — Ну?! Язык отнялся? Досказывай. Где это?
— У вороговской заимки, — Василий всхлипнул, но уже не ревел. — Отсюда километров сто до Тунгуски. Мы её час назад переплывали. А от неё ещё километров сто…
— Ну, тормоз, в натуре! — ощетинился Семён, готовый устроить Василию очередную взбучку. — Дешёвка паскудная!
— Уймись, Семён! — строго осадил Антоний и, сменив гнев на милость, мягко положил руку на плечо Василия: — Значит, говоришь, два дня обещались ждать?
Василий с опаской взглянул на зло сжатые губы Семёна:
— Сказали, если ко времени не обернусь, то в болота уйдут.
— Какие болота? — Антоний больно стиснул плечо Василия.
— До Чунки, — пискнул Василий и, вобрав голову в плечи, замер в ожидании удара.
— Как же ты меня утомил! — опять накинулся Семён.
Василий невольно вскинул руки и загородил голову.
— Не буянь, Сём, — упредил расправу Антоний. — Совсем пацана зашугал. Давай в лагерь, пока не стемнело. Переночуем, а там решим.
Семён завёл двигатель:
— Ну, варнак, если солярки не хватит…
— Кажись, улеглась погодка, — Антоний шлёпнул Василия по голой дрожащей спине. — Ну, чего скукожился? Накинь свитер, что ли, собачья твоя душа, застудишься, — помолчав, тяжело вздохнул: — Эх, чует моё сердце, нахлебаемся лиха мы до этой Чунки.
Семён обернулся и вопросительно посмотрел на друга.
— Да речка это, — объяснил Антоний. — Отсюда до неё вёрст пятьсот переться, как до Луны. А по зигзагам и вся тысяча наберётся. Ищи-свищи их теперь, — и влепил Василию крепкий подзатыльник: — Кажи дорогу, шкет! И попробуй только заблудись мне ещё. Печень вырву!