— И молчал?! — гневно взметнулся Антоний. — Битый час мне здесь про каких-то медведей заливаешь! Чего ты всё обираешься, как тифозный?! Хвост тебе перцем посыпали, что ли? Сиди спокойно.
— Не знаю… — Василий снял шапку и энергично почесал в волосах: с головы обильно посыпались крупные хлопья перхоти.
«Чесоточный, — с неприязнью подумал Антоний и вдруг его будто обожгло. — Зараза! Неужели подцепили?! Оба?!»
Опустошающее чувство горя в один миг затуманило ясный разум Антония и с бешеной злобой вырвалось наружу:
— Уроды!..
— Кто? — слабо выдыхнул Василий.
— Сиди, где сидишь! — грубо приказал Антоний и перебрался в кабину управления в кресло пилота.
Василий знобливо передёрнул плечами и с остервенением поскрёб щёку.
— Сам-то чего делал?! — задыхаясь от отчаяния, не оборачиваясь, крикнул Антоний.
— Бегал… везде… — дряблым гнусавым голоском отозвался Василий, усердно расцарапывая нестерпимо зудящую шею. — Искал…
— И Семён?!
— Не… — Василий закрыл глаза. — Сказал… боится мертвяков. Набросятся… Обходил их…
«Красавец!! — радостно взорвалось в груди Антония. — Сообразил!»
— Значит, говор… — обернувшись, Антоний запнулся на полуслове.
Лицо Василия было бело, как мел. Схватившись обеими руками за шею, он широко открыл рот и ритмично раскачивался всем корпусом из стороны в сторону: из носа, ушей и рта вытекала пузырящаяся жидкость белого цвета, схожая с мыльной пеной.
«Всё! Отмучился», — по спине Антония холодной волной прокатилась нервная рябь мурашек; под ложечкой неприятно засосало; лёгкая паника дробью застучала в висках.
Антоний в ужасе выскочил из кабины управления, вытолкал взашей из вертолёта Василия и следом выкатил мешок с пеплом Медунова.
«Недотёпа, — с искренним сожалением подумал Антоний о Василии. — Как это всё не вовремя. И печка в шалаше осталась. Нет, фиг с ней… — мысли, как загнанные в угол зверьки, бестолково метались в поисках выхода. — Что же делать? Лететь? Куда? Тоже мне, следопыт… „Пока следы не замело“. Где я теперь тебя? Керосину кот наплакал. Станция!»
Приведя в рабочее состояние станцию спутникового слежения, Антоний отыскал на экране красную точку.
«Недалеко же ты ушёл, бродяга», — на душе Антония немного посветлело: он вернулся в кресло пилота и включил двигатель.
Примерно через десять-пятнадцать минут полёта Антоний завис над обширным взгорьем, на пологом уступе которого отчаянно прыгал и махал руками Семён, стараясь изо всех сил привлечь к себе внимание. Снизиться Антоний не решился: топлива в баках практически не осталось. С высоты птичьего полета было видно, как далеко впереди по заснеженному руслу замёрзшей реки, зажатой между крутыми склонами горных хребтов, поднимая клубы белых вихрей, мчался вездеход на воздушной подушке.
«…молодчина, Сёмчик! — охотничий инстинкт целиком овладел Антонием. — Потерпи, родненький. Потерпи, а то уйдут. Сердце чует — они это».
Буквально за пять-семь минут, с лёгкостью перемахнув через раскинувшийся внизу каменный лабиринт, сложенный из невообразимого нагроможденья скалистых отрогов и выломов гор, Антоний обогнал вездеход и приземлился в пяти километрах перед ним в узкой горловине высокого ущелья. С обеих сторон излучистой реки тянулись неприступные утёсы, у подножья которых из-под снежных завалов чернели груды причудливых валунов.
Через десять минут из-за крутого уступа зубчатой скалы, прихотливо изогнувшей ледовое русло в тугую подкову, показался вездеход. В ста метрах от вертолёта он остановился; вертящиеся струи снежной пыли, вырывавшиеся из-под его днища, улеглись, и над ущельем повисла ломкая тишина.
Из машины вышли три вооружённых человека. От берега в их сторону полетел круглый предмет, похожий на булыжник; через мгновение извечное безмолвие снегов вспорол оглушительный взрыв; все трое, как подкошенные, попадали в сугроб. Река ожила: вспенилась, зажурчала.
Выждав секунду, Антоний, не поднимаясь, швырнул вторую гранату вдогон первой: тучи игольчатых снежинок разом взметнулись вверх и искристым облаком бриллиантовой пыли зависли в остекленевшем от мороза воздухе. Речной покров треснул ещё в нескольких местах, и бурлящие потоки, взламывая и кроша ледяной панцирь, хлынули к вертолёту, обдав его лыжеобразные опоры брызгами студёных бурунов.