Слегка пошатываясь, с полузакрытыми глазами, Орлова, бережно поддерживаемая за руку валгайским ведуном, вышла из каюты. Берзин проследовал за ними.
Вскоре Берзин с командой сопроводили Настю Орлову на военный вертолёт и покинули корабль.
Погода испортилась. Стылое небо затянуло тяжёлыми низкими облаками. Надвигался шторм.
С юга наперерез круизному лайнеру величественно дрейфовал гигантский айсберг площадью пять тысяч квадратных километров…
Эпилог
— Он там, часом, материки не перепутал, Колумб хренов, — ворчал Антоний, тыча босой пяткой в пол мимо тапочек: утро не радовало; бессонная штормовая ночь выжгла все душевные силы на три дня вперёд. — Антарктида голимая. Носа не высунешь…
— Айсберг, — Паша, он же персональный дворецкий при каюте Антония, дыхнул в стекло иллюминатора и привычно тиранул фланелевой тряпицей.
— А мы, типа, Титаник, да? — Антоний скривился: острая, нервно-визгливая нота, выдавленная из-под тряпицы, резанула тонкий слух, как иголкой. — С таким капитаном точно хлебнём. Двенадцать часов дня, а у него за бортом как у шахтёра за пазухой…
— Не понял! — дворецкий вгляделся в далёкую кромку исполинской льдины. — Что это?
Антоний подошёл, но кроме черноты ничего не увидел:
— Слышь, ты, бдун косорукий!..
— Да вон же! — дворецкий попятился назад: глаза округлились.
Антоний ткнулся в стекло, прищурился. Сквозь мутную пелену сумрака он с трудом различил на горизонте рыхлую ниточку льда. Минута — и уже струна, лента, полоса…
— Семён! — позвал Антоний.
— Да здесь я, — вяло откликнулся Семён, всматриваясь в непробиваемую темень соседнего оконца. — Как думаешь, далеко?
— Порядком, — Антоний обернулся к дворецкому: — О нём, что ли, оповещали?
— О нём, — мотнул головой Павел. — Говорят — гигант. Потому и стоим.
— А он, значит, сам к нам решил… — Семён зевнул. — Своим ходом… — и неожиданно заорал: — Смотри-и-и!..
Во всю ширь безбрежного окоёма на корабль стремительно надвигалась нечто огромное и величественное. Мертвенно-белая гряда зубчатых скал вздыбилась к самому небу. Бурливые волны перед основанием отвесной стены отяжелели и сгладились, укатавшись в один могучий оседающий куда-то ко дну вал.
Корабль накренился и по наклонной заскользил навстречу ледяной глыбе.
Снаружи послышался гул. Лайнер тряхнуло. Мебель в каюте сдвинулась.
— Амба! — огласил Антоний. — Приплыли!
Гудение за бортом переросло в пушечную канонаду. Казалось, вершины плавучих гор врезались в небосвод и вместе с ним развалились на части. Целые континенты кусками уходили на дно взбаламученного океана, поднимая на сотни метров ввысь грохочущие фонтаны мёрзлой воды. Из-под обломков айсберга вздыбилась и набрала силу невиданных размеров волна. Океан и небо смешались. Круизный лайнер взмыл вверх: неодолимые силы природы крутили, бросали его как щепку; в каюты и трюмы ворвался смерч. Несколько секунд и всё стихло.
Первым очнулся Семён:
— Это чего было?
— Опять тапок потерял… — Антоний помял ушибленную ногу. — Как там наш этот… придворный дворник?
Семён пробрался по обломкам мебели к лежащему на полу дворецкому:
— Жив, нет?
Павел ошеломлённо глядел в никуда и, видимо, ещё не совсем понимая своего положения в пространстве, промычал:
— Мы-ы… вы…
— Дышит, — Семён подцепил служащего за шкипок и приподнял: — Что, укачало, боцман?
— Не… — заторможено мотнул головой Павел.
— Тогда дуй на палубу, — Семен помог дворецкому подняться на ноги и подтолкнул к выходу. — Разузнай, чо там за кипешь. Давай, давай, греби ластами, матрос. Не видишь, ко дну идём.
Павел пошатываясь вышел из каюты.
— Нет, ну ты глянь, Сём, — Антоний снял с ноги оставшийся тапок и запустил в Кашина. — Тут, блин, как космонавт, все углы в кубрике башкой отметил, а этот второй день без просыпу. Медведь в дупле так не дрыхнет, или кто там… сова в берлоге. Может, ты ему две дозы всыпал, аптекарь? Ты инструкцию-то читал?
— Мелко. Я на глаз…
— Тьфу! Бестолочь! Я тебе сколько раз говорил — читать сначала, а потом сыпать, тыкать! Это же — снотворное.
— А чего он? Зануда. Ему же объяснили. Планида его такая. Ну, хочешь, разбужу?
— Ладно, чёрт с ним. Пойдём тоже… на воздух, понюхаем. Где ботинки?!