— Наш Верховный ведун поусердствовал, — Медунов убрал руку с плеча Антония. — Удивляюсь, как мы-то не передохли. Это такая генетическая бомба, вроде вируса. Его ген встраивается в хромосомы млешаков, чего-то там ломает и первращает их в обыкновенных людей. У наших ведунов ведь задача простая. На Земле не должно остаться ни одного млешака…
— Ну?! — мигом подсуетился Антоний. — А я что сделал?
— Ты черту переступил! — слова Медунова прозвучали, как приговор.
«Это чего, предъява такая, что ли?.. — насторожился Антоний. — Обломаешься».
— Если бы не я, — убеждённо парировал Антоний, — у Ордена и этого не было бы.
— Это ты мне! Здесь! Можешь туфту втирать! — извергнул Медунов. — Я поверю. А моему хозяину… доказательства нужны. Новую директиву никто не отменял. Млешаков брать живьём! Цену увеличили в разы, — и затаённо подумал: — «Скользкий ужина. Так и выворачивается. Кончать надо душеспасительные беседы. Волчонка только могила исправит».
— И как он стоит сейчас? — загорелся Антоний.
— Пойми, сынок, — ласково процедил сквозь зубы Медунов, — ты здорово облажался. Если я доложу хозяину так, как ты мне тут наплёл, никто даже разбираться не станет. Ты же знаешь. Есть утверждённые списки, богоборы, работающие на нас. Аникий его уже вечером привёл бы к нам целёхонького и невредимого, как телка не верёвочке. Они с каждого по нескольку миллионов долларов имеют. Представляешь, какой ты у них кусок из глотки выхватил. Так что ты и им дорогу перешёл.
— Борис Викторович, — низкий простуженный голос Антония сорвался на сиплый фальцет: по затылку пробежал холодок, словно кто-то остро наточенным топором слегка коснулся голой шеи. — Можно кондиционер выключить? Чего-то знобит.
— Можно, Антошенька, — Медунов отключил кондиционер и умиротворённо заворковал: — Всё. Забудь. Я своих не сдаю. Расскажи-ка мне лучше… как ты его уморил-то?
— С балкона сбросил, — Антоний виновато склонил голову.
— Ну, допустим, не ты его, — педантично поправил Медунов, — а он сам свалился. Случайно.
— Точно, Борис Викторович, — воспрянул духом Антоний, — умоются доказывать. Он же как обколотый был. Я генератор на самый минимум поставил, а он уже поплыл. Там их таблетки остались. Эта великанша ещё та травница…
«Не та ли это баптистка, у которой дочка умишком тронулась? — припомнил Медунов. — Уже неплохо».
— Что за великанша? — зевнув, спросил Медунов.
«Стоп, — начал перебирать в голове Антоний. — Зря я про неё ляпнул. Хотя, если Прохор ведёт двойную игру… А если нет? Есть надежда. Медунов? Бес его знает. Может, и правда я ему как сын родной. Старики с возрастом становятся сентиментальными. Нет. Честность с глупостью на одной грядочке растут…»
— Да… корова одна, — с напускным равнодушием протянул Антоний. — То ли мать этого млешака, то ли тёща его…
«Темнишь разбойник, — не поверил Медунов».
— В общем, Антоша, — вздохнул Медунов, — как говорится, беру огонь на себя. Ты уж не подведи меня!
— Да, он как пьяный был, — приободрился Антоний. — Чего ему там померещилось — не знаю. Прямо рыбкой… сам вниз нырнул.
— Опиши его, — бесстрастным тоном попросил Медунов. — Какой он? Имя, адрес?..
— Парень как парень. Шатен, ушастый, — скупо описал внешность млешника Антоний. — Фамилия… Кашин. Николай Михайлович…
«Да что со мной такое?!. — осёкся Антоний. — Совсем разболтался!..»
Медунов беспощадно вонзил в Антония два раскалённых клинка страшных немигающих глаз:
— Где он сейчас?
«Не так быстро, дедушка, — Антоний напрягся. — Ты меня ещё не усыновил…»
— Я его своему бойцу поручил спрятать, — доверительным тоном сообщил Антоний, — в каком-нибудь надёжном месте. К вечеру свяжется со мной, покажет.
«Продуманный чертёнок, — мстительно затаился Медунов. — Ничего, мы тебя не мытьём так катаньем».
— Смотри у меня, сорвиголова, — на лице Медунова проступила всепрощающая улыбка доброго папаши. — Запиши номер телефона. Свяжешься с моей второй группой.
— Это же… — не сразу нашёлся Антоний.
— Не по правилам, — довершил мысль Медунов. — Знаю. Но другого выхода я не вижу. Они помогут тебе млешака переправить. И не рискуй больше по пустякам, сынок. У меня кроме тебя на свете никого нет.
Медунов продиктовал номер телефона и назвал имя. Антоний прилежно, что называется — «тонким пёрышком в тетрадку», записал информацию в свой затёртый блокнот.