«Обыкновенный выходной, — Кашин окинул внутренним взором минувшие сутки: так художник иногда, сделав пару мазков на холсте, отходит от мольберта, чтобы увидеть картину на расстоянии, во всех деталях. — Ничего такого. Ерунда одна. Горячей воды не было. Лёха позвонил насчёт диска. Соседская собака за стенкой лаяла. Карман на рубашке изорвался. Одна мелочёвка. Хотя…»
— Днём кто-то в дверь стучался, — припомнил Кашин. — Не знаю, важно это или нет. Обычно все, кто ко мне приходят, звонят.
— Вы открыли?
— Нет, — затряс головой Кашин. — Я в глазок посмотрел, — и чуть ли не оправдываясь, описал человека за дверью: — Чудак какой-то. Стоит на лестничной площадке и зонт над собой держит… раскрытый.
— Вы уверены, что не отпирали? — допытывался незнакомец.
— Точно… вроде, — засомневался в себе Кашин. — Спросил: «Кто?» Тот сказал, что ошибся. Извинился и ушёл.
— После этого, — глаза незнакомца сузились, — вы не заметили никаких изменений в ощущениях?
— Да! — с прилежным старанием выпалил Кашин. — Голова заболела. Почти сразу. Я даже таблетку выпил.
— Покажите.
— Что? — растерялся Кашин. — Голову?
— Таблетки.
Кашин достал из аптечки вскрытую упаковку медикаментов и протянул гостю.
Бросив беглый взгляд на безобидное снадобье, незнакомец, вдруг, встрепенулся и закрутил головой, как если бы его окликнули: теперь это уже не был тот невозмутимый хозяин жизни, каким был вначале:
— Думаю, пора познакомиться. Антоний. Можно просто — Антон Николаевич.
— Николай Михайлович Кашин, — представился владелец квартиры.
В дверь постучали.
— Вот! — вскликнул Кашин. — Как вчера.
— Не обращайте внимание. Это не к вам, — Антоний по-хозяйски прошёл на балкон и подозвал Кашина: — Помогите перетащить.
— Чего? — удивился Кашин.
— Вот это…
Кашин заглянул на балкон и обмер: на кафельном полу лежал лысый, белый, как мел, мужчина: тощий, маленький и совершенно голый; вокруг роилась мошкара и ползали зелёные черви.
— Ну, — понукнул Антоний. — Берите за ноги.
Окончательно сломленный очередным потрясением, Кашин безвольно переступил порог балкона и опёрся о поручень, стараясь не глядеть на то, что лежало под ногами.
В дверь опять заколотили (уже настойчивей). Запах электрической гари усилился.
— Прыгай! — закричал Антоний. — Я их задержу!
— Куда? — не понял Кашин. — Шестой этаж.
Раздался треск ломающейся входной двери и жуткие звуки, похожие на крики животных, вперемежку с человеческими.
— Ур-р-р-о-о-оды! — с этим кличем, Антоний сгрёб Кашина за шиворот, рывком перевалил через перила и столкнул вниз.
В квартиру ворвались люди.
Первой вбежала высокая и очень полная гражданка в длинном вельветовом балахоне бордового цвета: её чёрные мохнатые брови были гневно сдвинуты; в глазах безумие. Вероломная гостья истошно вопила. Следом за ней вторгся приземистый господин с зонтом-тростью: коренастый, суровый, в чёрном затасканном свитере, он буквально рвал и метал, изрыгая в чей-то адрес страшные проклятия. И над всей этой жуткой какофонией, где-то под потолком, связывая всё в единый хор, нервно пульсировал визгливый голосок худосочного мужичка с бледным старушечьим лицом: мятый берет с аляповатой брошкой выдавал в нём натуру тонкую, нервическую.
Все были крайне возбуждены.
Антоний выставил вперёд нетронутые мозолями ладони и на кураже призвал шумных посетителей к порядку:
— Господа, перестаньте незаконно проникать в чужое жилище! Если вы имеете что передать моему другу…
Суматошный мужичок с брошкой обежал пышное тело дамы и, придав своему не по годам морщинистому лицу злобный вид, цепко схватил Антония за клетчатые лацканы пиджака:
— Где он?!!
— …и не надо дышать мне в лицо, — попросил Антоний. — Я вас хорошо вижу.
В ту же самую секунду второй визитёр, тот, что покрепче, больно ткнул Антония зонтом в бок, а из-за его спины наплыла, как тяжелогружёная баржа, тень ни на минуту не умокающей великанши. В руке неутомимой крикуньи болталась объёмная хозяйственная сума: увесистый дерматиновый ридикюль дымился.
Антоний, всегда знавший как поступать в таких случаях и свято веривший в это, прямым нокаутирующим ударом локтя в подбородок стряхнул с себя чахлого мужичка и, как кошка, одним прыжком, метнулся к выходу.
— Держи! Проша! — горланила обескураженная дама, нелепо раскачиваясь из стороны в сторону, как порожняя деревянная бочка: — Уйдёт!