— Валгаи и Антоний? Проверял?
— Они. Мне их баба сегодня все кишки вымотала. Чуть не пристрелил, бегемотину. Такая орясина… как танк…
«Великанша! Та самая… Обошёл-таки мерзавец! — мстительно скрежетало в мозгу Медунова. — Хитёр! Недооценил я тебя, крысёныша. Неужели, напрямую с масонами?.. Нет. Исключено. Что-то здесь не сходится. Млешака масонам могут передать только валгаи, а тут… на тебе!.. собственной персоной. Хотя… откуда им знать, что Кашин — млешак? Аникий? Дед мороз — горбатый нос. Этот мог. И нашим, и вашим, и споём и спляшем. Если масоны через Аникия, в обход валгаев, на млешака вышли, то счёт пошёл на часы».
— Не думал я, что всё так закончится, — смуглое лицо Медунова потемнело ещё больше.
— Ты о чём, Борь?
— Антоний с валгаями снюхался.
— Как?!
— А как мы валгаев списками ветхозаветными дурачим?
— Выходит, Сурогины… с нами?
— Дебил…
— Ты!.. не больно-то лайся, ваша честь, — не стерпел очередной выволочки Грумов. — А то я тебе так заверну… уши отвалятся…
Медунов, не обращая внимания на отборную солдафонскую матерщину в генеральском исполнении, тихо, какбы, разговаривая сам с собой, продолжил:
— Сурогины либо разуверились… у них это сейчас как поветрие… либо Антоний улестил их чем… Плохо… Фигу с маслом мы с тобой, фельдмаршал, в первопрестольной получим, а не млешака. За ним сейчас бегать — только сапоги пачкать. Антония искать надо…
— И кончать! Пригрели змею на груди.
— У тебя пистолет при себе?
— Туточки, родимый.
— Отлично, — едва слышно проронил Медунов и холодно, без сердца, добавил: — Ещё что-нибудь ляпнешь в этом духе, пристрелю, как собаку.
Грумову была хорошо знакома эта подчёркнуто-сдержанная интонация, никак не вяжущаяся со смыслом сказанного. Когда же такое случалось — жди беды. Генерал благоразумно промолчал.
— Срочно переключи всех на Антония и Сурогиных, — в прежней тональности распорядился Медунов. — Они сейчас нужней. Через них и на млешака выйдем. Наверняка где-нибудь уже в Москве затаились. Ночью ищейку свою выпустят.
— Ясен перец, — необдуманно изрёк Грумов и, не поворачивая головы, боязливо покосился на командира.
Медунов угрожающе понизил голос:
— Делай что хочешь. Хоть комендантский час вводи, но Антония разыщи. Ты у нас запасливый. У тебя там сто пудов какой-нибудь предвыборный фейерверк с террористическим взрывом заготовлен. Заодно и патриотический дух в электорате поднимешь. Найдёшь — не трогай. Просто проследи. Мобилизуй всё. Денег не жалей. Деньги будут.
— Борис… — чуть осмелев, выдохнул Грумов.
— Пошёл вон, — устало договорил Медунов, затем плавно притормозил, вырулил на обочину и нажал кнопку разблокировки дверей.
— Куда? — растерялся Грумов.
— Попутку поймаешь. Мне кое-что обмозговать надо. Проваливай.
— Да ехать-то осталось, — заерепенился было Грумов, но тут же прикусил язык: слова застряли в горле.
Медунов по-прежнему смотрел прямо перед собой, и его лицо не выражало ничего: такое бывает у наёмных убийц в момент, когда они касаются курка снайперской винтовки. Грумов не стал испытывать судьбу: молча, вылез из машины, аккуратно прикрыл за собой дверь.
Серебристая иномарка бесшумно тронулась с места и вскоре растворилась в промозглом мареве дорожного горизонта.
Грумов достал сотовый телефон, огляделся по сторонам, набрал номер.
Из трубки вырвался бодрый голос:
— Слушаю!
— Гони мой мерс к кафе «Вкусняшка» на Горьковской. У поворота на Балашиху.
— Есть!
— И чтобы через тридцать минут был здесь, сволочь!.. — несдержанно заорал Грумов. — …живьём сожру! Ты у меня… … Всосал?!
— Уже еду!
Генерал чувствовал себя, как оплёванный. Отведя душу на безропотном адьютанте, он неуклюжей трусцой перебежал на противоположную сторону дороги и вразвалку вошёл в кафе «Вкусняшка».
Глава 11. Муавгары
Серебристая иномарка под управлением судьи Медунова на предельной скорости мчалась в Москву по сырой утренней трассе.
«Почему же он выжил? — никак не укладывалось в голове Медунова. — Не млешак? Нет, валгайские ведуны не ошибаются. Мутация? И сколько их ещё… этих мутантов?»
Медунов вытащил сотовый телефон, позвонил:
— Алё.
В ответ раздался надменный голос:
— Ты?
— Я, — подтвердил Медунов.
— Поймал?
— Не даётся в руки, зверёныш. Как в воду канул…
— Ищи.
— Нужна помощь.
В трубке заскрежетал мерзкий трескучий смех: