Разношёрстная компания выкарабкалась из тесного салона и с удовольствием окунулась в ласковые лучи приветливого солнышка, выглянувшего к их приезду из-за обтрёпанных туч, ещё с утра мелко поливавших утопающие в лапушистом бурьяне окрестности соседней деревушки.
— Настоящая крепость! — Антоний с уважением оглядел неприступные стены добротного сурогинского жилища, ладно сложенного из неохватных брёвен вековых сосен.
— Да! — искренне подивился Бусин. — Такую домину никакой пожар не возьмёт.
— Замолола безголова, — грозно цыкнул Прохор. — Ступайте в дом. Чего рожами зазря наружу трясти.
Бусин, в тай и с опаской глянув на гневно сдвинутые брови Прохора, зябко поёжился: по спине прокатилась нервная волна мурашек.
Тимофей отворил калитку и первым прошмыгнул внутрь: просторное, чисто выметенное подворье было заботливо выстлано некрашенным тёсом.
На высоком крыльце недвижно, как изваяние, подбоченись, громоздилась, под стать дому, ухватистая Калина, похожая на степного истукана, высеченного древним мастером из неподатливого гранита.
— Чего с грязью по сухому шлындаете! Отряхивайтесь, обалдуи, — тут Калина увидела Антония; её глаза округлились и она примолкла.
— Собирайся, хозяйка, — басом протрубил Никодим. — В Москву поедем. Времени мало.
— Чего это вы удумали? — ещё сохраняя некоторую степенность, поинтересовалась Калина.
Перешагнув через половик, Прохор прямым ходом направился к крыльцу:
— Поговори у меня…
— И не откушаете даже? — угодливо залопотала Калина.
— Некогда, — набирающим силу голосом отрезал Прохор. — С собой возьмём…
В глубине двора у поленницы дров метнулась быстрая тень полоумной Глашки:
— Кто это, тятя?
— Гости, дурёха, — отозвался с крыльца Прохор, ступая в дом.
Калина поджала зло губы и подвинулась, давая дорогу.
Антоний проследовал за Прохором: так иногда маломерное коммерческое судно проходит за кормой могучего ледокола в широкой размоине расколотых льдин.
— Не стоит беспокоиться, хозяюшка, — на ходу пропел Антоний. — Я хоть и некрещёный, но обычаи уважаю. И на дорожку присядем…
— А здесь все некрещёные, — ядовито заметила Калина, косясь на нежеланного гостя. — Да только и чертей у нас отродясь не водилось…
— Не ерепенься, Калинушка, — умерил строптивую хозяйку Прохор. — Попривыкнешь… Ведун-то не объявился?
— Хватился, — то ли с обидой, то ли с упрёком попеняла Калина. — Тут, пока вас бесы носили, матерщинник какой-то нагрянул. Может, и спугнул. Важный такой, пузатый — не подойдёшь. Чтоб ему лопнуть. С полицией. Сам не меньше генерала. Излазили всё, истоптали, охальники. Насилу прибралась. Глашка вон, до сих пор по углам хоронится…
— А ну их, — без всякого интереса перебил причитания Калины Прохор и коротко наказал о деле: — Урвик с Глашкой останется. За домом доглядит.
— Может… и я пока с ними? — робко предложил Тимофей. — Надо бы ведуна встретить. Урвик-то что? Немой. Его хоть головой об пол стучи, не достучишься, а я растолкую, что да как.
— Захлюпал, — сурово одёрнул Никодим. — Ведун и без тебя сыщет…
— Ага, — зароптал Тимофей, — и грибочков сам себе насбирает…
— Ты уже насбирал давеча, — припомнил случай с грибами Никодим. — Мобыть, у него от твово радения башка-то и лопнула…
— Оставайся, Тимоха, — отрубил Прохор, не обращая внимания на придирки Никодима.
Тимофей с превосходством глянул на Никодима, вышел из горницы, и едва ли не сразу из сеней донёсся его тонкий, режущий слух, командный голосок:
— Урвик! Ну, где ты там?!
— Ишь, ты, — пренебрежительно фыркнул Никодим, — какой командир пошёл, а широкие штаны не нашёл. Характер показывает…
— Калина! — позвал Прохор.
— Да, здесь я! — откликнулась из соседнего помещения Калина.
— Еды сверхом укладывай! — приказал Прохор. — Документы, какие надо незабудь! В тайник не лазь! Деньги сам выну! Слышишь, нет?!
— Да слышу-слышу! — отругнулась Калина. — Разорался!
— О тратах не тужите, — присоединился к шумному диалогу домочадцев Антоний. — Беру всех на полный пансион.
— Куда? — переспросил Никодим.
— Не куда, — уточнил Антоний, — а на что? На содержание значит, — и предусмотрительно оговорил: — В долг…
— Как это? — захлопал глазами докучливый Никодим.
— А вот так! — расплывчато пояснил Антоний и добавил, фамильярно закончив краткую лекцию по финансовому праву: — Сначала всё, что моё — ваше, а потом всё, что ваше — моё. По справедливости чтоб.