— Ты это к чему?
— А к тому, что такому волчаре лучше не попадаться. Не сегодня-завтра может и на Москву выйти, если уже не вышел.
— Так, надо набирать срочно. У меня ж тут для тебя, залюбуешься…
— За тех не думай. Уже набрал. Упадёшь — не встанешь. Говори. Чего у тебя?
— Тут, в одну клинику какую-то важную птицу привезли. То ли мэр города, то ли сын его изувечился. Джип под грузовую попал. Лоб в лоб. Кстати, из нашего городка. Я даже подумал — не наш ли? Не стали бы вокруг какого-то задрипанного мэра столько возни устраивать. Охрана в три кольца. Цитадель! Завтра в Израиль переправлять собираются… на лечение… к их тамошним светилам.
— Тамплиеры?!
— Их почерк, — разделил смелую догадку друга Семён.
— Где ты это всё надыбал — кого, куда?
— Через дружка. Он там заместителем главного по делопроизводству. Так… позвонил по старой памяти.
— Я тебе что велел?! — взорвался Антоний. — Никаких звонков!
— Да ладно тебе. Интересная же картинка вырисовывается.
— Ещё какая! Эта важная птичка — наш покойничек.
— Сурогинский?!
— Он самый. Кашин Николай Михайлович, собственной персоной. Воскрес.
— Как же они узнали?
— Как-как? Не знаешь, как? У них деньжищ немерено. Забыл, в какой стране живём? А в Москве так вообще всё на бабло заточено. Плати, и можешь хоть каждый день заново рождаться. При этом все записи актов гражданского состояния будут в полном ажуре…
«…им-то на кой хрен это всё сдалось? — подспудно ворочалось в голове Антония. — Ребус, да и только. А слухи ходили, что после эпидемии от дел отошли. Вот тебе и отошли. Накрылось, кажется, всё медным тазом. Как же всё-таки неприятно, когда кому-то везёт…»
— И чего теперь?
— А ничего. Давай-ка, лучше отметим это.
— Что?
— Уход на пенсию, — невесело заключил Антоний. — Я так полагаю, беле млешаков не предвидится, а этот… нам уже не по зубам. Не того мы с тобой полёта. С тамплиерами даже богоборы стараются лишний раз не вязаться.
— Другого поищем.
— Нет других! Я же тебе русским языком говорю. Передохли все! Ты чего, газет не читаешь?
— Каких газет? — не понял юмора Семён.
— Никаких. Нос по ветру держать надо. Что ты, как маленький?
— Ну, так, может, случайно где…
— Завалялся, — докончил Антоний. — Да? Завязывать надо.
— Чего так резко-то?
— Нехорошее какое-то затишье. Нутром чую — если не отстанем… хлебнём с этим млешаком горюшка… по самые ноздри.
— Тебе видней.
— Значит так, — Антоний встал, подошёл к раскрытому окну. — Скидываем побырому парочку квартир из запаса, пока они в цене не упали, и в Австралию. Косточки на пляже погреем. Оторвёмся… напоследок.
«Во, волки, — закрутилось в взбудораженной голове Антония. — Всё мало. Храмовники неуёмные. Последний кусок и тот… прямо из глотки… как у собачонки бездомной на верёвочке вытянули. Нет… постой. Что мы имеем? Семён, Бусин, валгаи, ведун их… Медунов?! Морда судейская! Если он не кинирийский ведун, то можно и повоевать. Этот коршун мимо рта не обнесёт. Сторговались бы. А если… ведун? Тогда, пиши пропало. Маловато будет для открытия второго фронта…»
— … такой настырный, — о ком-то говорил Семён. — Как кот мартовский.
— Ты про кого?
— Про Данилина Лёву. Я же тебе только что про него…
— Извини. Отвлёкся. Про какого Лёву?
— Из больницы. Ну, где этот, млешак наш лежит.
— А кот причём? — решил до конца прояснить Антоний.
— Ты же сам мне сказал, — напомнил Семён. — До приезда из квартиры ни ногой, и сюда никого.
— Ну?
— Хотел подъехать ко мне, — Семён спрятал глаза. — Встретиться. Понравился, наверное.
— Он что, гей?
— Вряд ли. Скорее бисексуал. Да я с ним всего-то разок…
— А сколько ему лет?
— Уже за полтинник. Опасный возраст. Всю жизнь примерный семьянин, куча детишек, а потом — бац! — и добро пожаловать в клуб по интересам. Кому мальчики грезятся. Кому хлысты с ремнями. Короче, крыша съезжает конкретно. Сдвиг гормонального баланса…
— А знаешь, неплохая задумка. Когда его увозят?
— Кого? Данилина?
— Млешака.
— Завтра.
— А сейчас четыре часа, — загорелся Антония. — Целый день впереди, Сёма!
— И чего?
— Негоже старых друзей забывать, — взыскательным тоном пожурил Антоний. — Непременно позвони своему сумасброду. Пусть приезжает. Судя по тому, что ты у нас убеждённый трансвестит-гетеросексуал, он, я так понимаю, пассивный гомосексуалист.