Сосед с компьютером, не отрываясь от монитора, поправил очки и тихонько присвистнул:
— В принципе, мог бы не жадничать. У него только в швейцарском банке раз в тридцать больше…
— Может, тебе ещё резинку от трусов снять! — рассвирепел Грумов.
— А причём здесь трусы, — вмешался бородатый депутат. — Сам же сказал, вопрос жизни и смерти. Тебя за язык никто не тянул. А по-христианскому обычаю хоронят лёжа. Так что в гробу тебе резинка без надобности. Ты уж давай, определись, чего тебе дороже, жизнь или кальсоны…
— Волчары ненасытные! — окончательно вышел из себя Грумов. — Тоже мне хозяева жизни… Прихвостни! Устроились у америкосов на побегушках, принеси-подай. Халдеи дранные! Чуть ли не с рук жрёте… А ты, подло батистовое, избирателям своим фуфел впаривай, а мне…
— Закрой пасть, свинья! — прикрикнул на Грумова седовласый великан в генеральском кителе. — Разорался как баба базарная! Пятьсот тысяч долларов за информацию и пять лимонов за человечка твоего. И это по дружбе. Работы будет невпроворот. Принимаешь предложение — начнём хоть сейчас, а нет — до свиданья. Нам тоже нерезон из-за твоих делишек лишний раз в пролёте оставаться. Сейчас из-за этого мирового кризиса у всех своих заморочек хватает, выше горла…
— Да не обращай ты на него внимание, Семёныч, — уверенно присоединился к жёсткому диалогу прокурор. — У него организм такой. Чего ты, не знаешь его? Ему, горлопану, поорать, как тебе с бабой по обниматься. Привык у себя на плацу солдатиков в харю тыкать…
«Стервятники! — Грумов готов был лопнуть от злости. — А без них никак. Надо судье звонить…»
— Ну, ты чего, уснул там, что ли? — поторопил лысый толстяк, обращаясь к Грумову. — Мне, к твоему сведению, через полчаса в эфир выходить на Первом канале.
— Чего?! Звёздная болезнь осложнение на мозг дала? — брызнул остатками нерастраченной желчи Грумов. — Вроде трепачей твоих малолетних. Как в телек попали — всё! Задымление в башке пошло. Или опять скелет у кого-нибудь из шкафа спёр? Чего молчишь? Язык проглотил? Колись.
— А ты напрасно иронизируешь, — самодовольно парировал толстяк. — Народец любит, когда знаменитостей за ушко да на солнышко… для релаксации. Первое средство против бунта…
Грумов бесцеремонно отвернулся от собеседника и, достав сотовый, позвонил Медунову:
— Алё, Борис Викторович?
— Говори, — послышался вкрадчивый голос Медунова.
— Тут проблемка одна нарисовалась. Финансовая.
— Сколько?
— Десятку просят.
— Чего?
— Миллионов. Долларами. Оплата по результату. Всё на доверии. Начнут хоть сейчас. Люди серьёзные. Все командные высоты в Москве…
— Где твой ареопаг собрался? Сейчас подвезу.
«Ничего себе! — удивился Грумов. — Мало попросил».
— Сюда не надо. Скинь на мой счёт, в Германии. Я их сам обналичу.
— Через пятнадцать минут вся сумма будет переведена. Через двадцать свяжись со мной. Кое-что изменилось.
— Что?
— Переключайся на Кашина. Он в Москве.
— Понял.
В трубке раздались короткие гудки.
— Во, как! — депутат вскочил со своего места. — Ай да Грумов, ай да красавец! За пятнадцать минут десять лимонов! Силён! Это у кого же ты кормишься, мохнатый?
Пропустив мимо ушей скользкий вопрос депутата, Грумов переключился на очкарика, деловито перебирающего паучьими пальцами по клавиатуре ноутбука:
— Смотри не прозевай, ковырялка лупоглазая. Через пятнадцать минут птичка вылетит.
— Адмирал, — разнузданно обратился к Грумову господин с голубым бриллиантом, — ты бы пока ввёл в курс дела.
— Капитан! — позвал Грумов.
— Я! — откликнулся подтянутый офицер.
— Тащи сюда свою канцелярию, — приказал Грумов.
Капитан подошёл к Грумову, протянул папку с документами.
— Не мне, болван, — Грумов показал пальцем на прилизанного старичка с чёрной тростью. — Вон тому доброму дедушке.
Капитан чётко выполнил команду и передал материалы указанному Грумовым лицу.
Неприметный дедок отставил в сторонку изящную трость, украшенную резной ручкой филигранной работы из кости мамонта, и начал не спеша перебирать страницы:
— Кто такой Антон Николаевич Ратников?
— Бывший, — Грумов напрягся. — Из ваших. Опасный тип.
— У нас бывших не бывает, — назидательным тоном напомнил придирчивый дедуля и перевернул очередную страничку. — Кашин?
— Он, — выдохнул Грумов.