— Калина! — окрикнул Прохор.
— Ништо! — эхом откликнулась сильная женщина. Превозмогая боль в подшибленной ноге, она поднялась и, прихрамывая, как подбитая медведица, поковыляла дальше, упорно волоча за собой мешок с млешником.
Семён передёрнул затвор автомата и выстрелил вверх. Камнепад прекратился.
— Просил же не стрелять, — отругал Степан. — Особенно на таких спусках. Завалит…
Семён, не слушая Степана, опрометью кинулся обратно вверх:
— Я щас!..
— Никодим, — сориентировался Антоний, — побудь здесь с Калиной, а мы со Стёпой и Прохором дальше пробежимся. Эх! Сейчас бы с этой горочки да на саночках…
В конце туннель сузился и разошёлся на два рукава: один был забит камнями, другой, свободный, круто уходил вниз.
— Нам куда? — задал почти риторический вопрос Антоний, осознавая, что иного пути, кроме как в пропасть, нет.
— Туда, — указал в тупик Степан.
— А там чего? — Антоний поддел ногой камушек и спихнул в чёрную глубину бездонного колодца.
— Пунктир, — Степан боязливо покосился на Антония.
— Какой на хрен пунктир?! — дал выход смятению Антоний. — Чего ты всё, как папуас, междометиями изъясняешься?!
— Ими подзем… ходы обл… обозначают, — глотая слова, пролепетал Степан. — Их видели, но не проходили.
— Так и говори, — сменил гнев на милость Антоний. — Идём назад. Чего-то не нравятся мне эти туземцы…
К этому времени Семён уже вскарабкался наверх. Теперь он не был для подземных жителей нежданным гостем: пещера была пуста. С досады он наугад выпустил автоматную очередь по стенам враждебного логова.
Из одной норы у самой земли раздался жалобный голосок:
— Не стреляйте, дяденька, не стреляйте! Меня Шабан заставил!
— Ползи сюда, крысёныш! — грозно приказал Семён, радуясь нежданной удаче. — Пристрелю, подлюга! Бегом сюда!
Из норы, безостановочно хныча, вылезло что-то маленькое, лохматое и стало боком приближаться к Семёну:
— Я больше не буду, дяденька. Это Шабан. Он…
Как только хныкающее существо приблизилось, Семён подскочил и крепко схватил за шкирку:
— Стоять! Зовут как, аника-воин?
Взъерошенное создание слабо трепыхнулось и громко заплакало:
— Шаба-а-ан! А-а-а!..
— Тебя как зовут, пионер-недомерок, — переспросил Семён и немилосердно встряхнул пленённого оборвыша.
— Труба-а-а, а-а-а… — заныл не погодам щупленький малец лет двенадцати и, шмыгнув носом, грязной ладошкой размазал на закопчённом мальчишеском лице светлые бороздки от пролитых слёз.
— Тьфу ты, — смягчился Семён, продолжая крепко удерживать дрожащую добычу за ворот разодранного пальто. — Да не кличка. Имя у тебя есть?
— Есть, — мальчик перестал плакать, затих.
— Ну?!
— Миша.
— Ты чего, местный, что ли?
— Я не кида-а-ал! — опять залился горючими слезами мальчуган. — Это Шаба-а-ан а-а-а! О-о-н!
— Не реви! — приструнил Семён. — Распустил нюни. Кто такой Шабан?
— Козёл, — мальчишка утёр рукавом мокрый нос. — Пообещал печенье принести и обдурил.
— Нехороший человек, — согласился Семён. — А что он здесь делает?
— Живёт. У него два раба есть.
— А у печки кто грелся?
— Грымза, Чавка, Галоша… — Мишка принялся перечислять прозвища своих соплеменников по несчастью.
— Стоп. Расскажи лучше, за что Шабан печенье обещал?
— Камни вниз пулять.
— Зачем?
— Ему Хобот велел.
— Какой Хобот? — терпение Семёна заканчивалось.
— Детей ловит. У него пистолет есть, противогаз. Я с Чангой прячусь. Другие тоже. Жиродав говорит, что он, кого поймает, на куски режет и продаёт. Там… сердце, ещё чего пригодится. Шабан сказал, если ослухаемся, к Хоботу отведёт. А сделаем, печенье даст. Мы кидали, кидали, а потом фигу съели. Токо губы помазал…
— Ты можешь кого-нибудь из взрослых позвать? Не обижу. Еды дам.
— А у тебя конфеты есть?
— Найдём.
— Чанга! — поманил Мишка. — Конфету хочешь?!
Сверху из неприметной трещины, цепляясь за невидимые выступы, подобно ящерице, спустилась совершенно голая девочка-подросток с негритянскими чертами лица и, пригнувшись, стала прокрадываться вдоль стены. Девочка не выглядела худой. Чёрная кожа её тела была покрыта мелкими чешуйками задубевшей коросты (как рыбья чешуя), а на голове грязной шапкой торчала копна чёрных кудряшек.
— Не бойся, Чанга, — подманил Мишка. — Он конфеты принёс.
От такого невиданного зрелища Семёна передёрнуло:
— Взрослого позови.