— Это поправимо. Переведите всю сумму до десяти часов дня и получите…
— Вы меня не слышите. Цена приемлема, но только за живого. Поэтому для начала хочу предложить безвозмездную помощь. Медицинскую. Есть средство, которое его восстановит. Через пару часов своими ножками побежит. Полагаю, это устроило бы всех.
— А чего ж вы его у себя в больничке-то… за пару часов?
— Ну, кто же знал, что нам придётся иметь дело с вами, Антон Николаевич.
— Что за средство?
— Ведун.
— Спасибо. Не нуждаемся.
— Сурогинский не поможет. Восстановлением млешников занимаются другие ведуны.
— Неужели? Что-то новенькое.
— Они отшельники, с валгаями не живут.
— И как вы себе это представляете?
— Назовите место. Ведун придёт один. Поверьте, мы уже оценили ваши возможности, и рисковать не станем.
— Разумно. И, все же… для полноты картины… Мне всё равно, кто его купит и в каком виде. Цена не главное. Я этим занимаюсь из любви к искусству. Охота, знаете ли, пуще неволи. А с мёртвым даже хлопот меньше. Оторву ему башку, в норку заныкаю и объявление в газету — ищу покладистого покупателя. Живой, мёртвый млешак, — какая разница? После эпидемии никаких не осталось.
— Не спорю. По всему видно, вы человек сведущий. Поэтому сойдёмся на ваших условиях, как приемлемых. До двенадцати часов деньги переведут на указанный вами счёт. Назовите время, место, куда подойти ведуну? Чего тянуть. Насколько мне известно, у вас сейчас тоже какие-то неприятности. В городе чёрт знает что творится. По-моему, вас даже под землей ищут. Надеюсь… наверх вы выбрались благополучно?..
— Я перезвоню. Через десять минут.
— Антон Николаевич, если вы через десять минут не перезвоните, придётся встретиться лично. Только условия сделки, как вы догадываетесь, могут измениться, и не в вашу пользу.
— Не извольте беспокоиться, через двадцать минут обязательно дам о себе знать. Мне надо кое с кем посоветоваться. Буквально двадцать… ну… максимум тридцать минут. На дорогах такие пробки…
— Жду.
— Не прощаюсь.
— Надеюсь.
Связь прервалась.
Андрей Александрович повернулся к сидящему у окна старику:
— Через полчаса…
— Не спеши, брат… — старик встал и равнодушно добавил: — Время — условность, определённая перемещением материи. Из простых движений — сложные… Как дом из кирпичиков. Мы не знаем, из каких действий сложится его время, и куда оно его приведёт…
— К деньгам конечно. Это ж кинириец. Я займусь переводом…
— А ты ничего не пропустил?
— Ещё… он хочет с кем-то переговорить.
— Вот!.. Даже если млешник умрёт, мы его купим… — старик сел за стол. — За любые деньги. А вот наши новые друзьями… Если он советуется с ними, то… — придвинув телефон, он набрал номер.
Из трубки вырвался нутряной кашляющий голос:
— Ты? Кхе-кхе…
— Я, — отозвался Алексей Константинович.
— Где он?
— Ищем, Михаил Анатольевич…
— Вот найдёшь, тогда и звони.
— Но… ваши тоже молчат.
— Значит, тоже ищут.
— Я подумал, может… в плане обмена информацией…
— Знаю, чего у тебя там на уме, — послышался отвратительный трескучий смех. — Хе-хе-хе… Информация ему нужна… хе-хе… Не пужайся. Если что, первым узнаешь.
В трубке раздались бесцеремонные гудки.
— Мокрица! — выругался Алексей Константинович и чуть хладнокровней добавил: — Не обращай внимания, брат. Для стариков сварливость — как крепкий кофе. Бодрит.
— Что вы, Алексей Константинович! Напротив… я удивляюсь вашей выдержке. Омерзительное существо. Представляю, как они будут нами править.
— А они нами уже правят. Одни наивные масоны всё надеются на что-то. Любовь, братство. Человек же в основном руководствуется страхом. Чувством неизмеримо более стойким, сильным. Все великие цивилизации создавались исключительно на нём. И… похоже, наши друзья неплохо усвоили эту истину. Контролируемый страх созидает, а неуправляемый разрушает, изнутри крошит…
— Не все же масоны фанатики. Среди них есть и думающие люди. Почему бы нам не попробовать воспользоваться их помощью?
«Юнец… — поймал себя на мысли Алексей Константинович. — Раньше ты таких вопросов не задавал… Рассказать про тайную ложу новых масонов?.. Нет. Рано тебе ещё на эту войну, сынок».
— Ты меня разочаровываешь, брат, — старик недовольно скривил рот. — Масоны от ужаса перед смертью настолько уверовали в загробную жизнь, что, уподобившись мусульманам, совсем перестали ценить настоящую… С таким настроем можно погубить не только себя, но и всё человечество…