— Опять двадцать пять. Я ему о душе толкую, а он…
— Валгаи же не верят в загробную жизнь, — заурчал сиплый баритон. — Или я ошибаюсь? Чего там в ваших апокрифах… про млешаков? Кто они?
— Экий ты скорый, — упрямо протрубил бас.
— Не жмись, Матвеич, — увещевал настойчивый баритон. — Хватит уже тень на плетень наводить. Расслабься. Охота закончилась.
— А в твоих книгах что пишут? — ухнул гробовой бас.
— В каких книгах? — взвился неровный баритон. — У меня лично одна директива на все времена и для всех народов — отстреливать млешаков по всему белу свету, как бешеных псов. За это нам и платят. А что это за зверьё? Откуда? Нам не докладывают. Поэтому и спрашиваю. С виду, вроде, люди как люди…
— А кто тебе за них платит?
— Стоп. Давай так. Я тебе о своих, а ты мне о своих. По рукам?
— Добро, — пророкотал густой бас. — Чтоб им пусто было. Пусть тоже в дураках походят, а то заносливые больно.
— Только смотри, Прохор Матвеевич, чтоб всё по-честному.
— Когда это я обманывал? — возмущённо загудел утробный бас.
— Верю-верю, — примирительно зашелестел простуженный баритон. — По правде, я и сам мало чего смыслю в этом. Кому они? Зачем? Почему за них такие деньжищи отваливают? Вот этот млешак, к примеру… Ну, кто он такой? Да никто. Колька Кашин. Голова, два уха. Жил бы себе и жил дальше, как и все, если бы на него ваш ведун не показал…
«Кашин, Кашин,… — постарался сосредоточиться на знакомом слове Кашин: в голове царил беспорядочный и какой-то совершенно беспричинный праздник эйфории; множество бурных ярких переживаний непрерывными волнами накатывали на сознание; обрывки мыслей с трудом выстраивались в логические цепочки несложных размышлений: — Это же я! Обо мне! А млешак кто? Я?! Может, так после смерти души умерших называют? Так они меня что… видят? Ничего не понимаю! Почему я их не вижу? Может, слышат, о чём я думаю?..»
— …для меня один чёрт, — продолжал надтреснутый баритон, — что млешак, что прохожий с улицы. Я в них как свинья в апельсинах, ни ухом, ни рылом. Вот ведуны наши, те по вкусу крови распознают. А как ваши… не знаю. Вот, как, к примеру, твой ведун этого распознал?
«Точно! Про меня говорят, — по наитию озарило Кашина. — Я млешак!»
— Того не ведаю, — глухо проскрипел унылый бас.
— Ни ведаю, ни чую, — обиженно передразнил въедливый баритон. — О чём не спроси — «не знаю» и точка. Ты же божился, что всё, как на духу…
— Так, ты о своих не досказал. Забыл уговор?
— А, ну да. Так вот. Сдаётся мне, наши ведуны хотят, чтобы на Земле ни одного живого млешака не осталось…
— Это я и без тебя знаю, — недовольно прорычал бас.
— Да ты не перебивай. Тоже мне знаток.
— А ты не тяни. Накапываешь тут, в час по чайной ложке. То, как ты, разбойник, млешникам головы резал, мне неинтересно. Ты сказывай, кто у тебя их покупает, зачем?
— Кто-кто! — хрипатым эхом откликнулся трескуче-сухой баритон. — Они. Ведуны. Прилетают, бес знает — откуда, на летающих тарелках. Мы им головы, они нам — золотишко, и вся недолга…
«Выходит, я жив… — Кашин начал понемногу ощущать отдельные части своего тела: осторожно пошевелил пальцами рук; согнул кисть. — Что со мной? — ломал он голову. — Какой знакомый голос. — И вдруг, как удар грома. — Это же тот самый!! Псих! Который меня с балкона сбросил. Точно! Антоний! И в больнице он был. Садюга!..»
— …вернее, — повествовал Антоний, — не мы. Мы ведунам отдаём, а они на НЛО…
— Куда?
— Неопознанные летающие объекты. Слышал про такие?
— Да… вроде…
— Забудь. Насочиняли про них хрень всякую. Человечки зелёные… Ну, как дети…
— Выходит, твои ведуны их тоже на небо забирают?
— Ну, можно сказать и так, — не стал оспаривать Антоний, — и уже лет пять — только живых.
— Живых?! — догадка Прохора о том, что самые главные кинирийские и валгайские ведуны давно замирились меж собой, нашла ещё одно подтверждение.
— Чему ты так удивляешься?
— А про валгайские списки ничего не слышал?
— Липа это всё, голимая, — поделился ненужным секретом Антоний. — Наши ваших подкупили и подсунули…
— Демоны!.. — воинственным кличем разнеслось по пещере. — Всю жизнь испоганили! Отступники!
— Кто?
— Не твоя забота! Рассказывай дальше.
— Всё. Теперь твоя очередь.
— Погодь. Богоборы говорят, когда всех млешников на небо соберём, на всей Земле для посвященных и избранных Царствие Небесное настанет. Какая же тогда разница, кто их туда отправит? Мы или вы?
— Тебе видней. Есть она, эта разница, или нет. Здесь ведь как?.. Что сову об пенёк, что пеньком об сову. Всё одно сове не жить.